Гостиница называлась «Ханган». Номера здесь были фешенебельные, но на японский манер: циновки, ширмы, низкие столики и горы круглых плоских подушек. На столиках лежали японские иллюстрированные журналы. Можно было подумать, будто японцы и не выезжали отсюда. Рядом было кафе «Липа», где мы иногда завтракали и ужинали.
Вишневые деревья уже отцвели. Парки были огорожены высокими стенами. Там безмятежно дремали синие матовые пруды, радовали глаз уютные лужайки, клумбы с пионами и розами. Некоторые дома забрались в ущелья. Как ни странно, до сих пор сохранились вывески магазинов, кафе, ресторанов, учреждений, сделанные японскими иероглифами. Вывесок на корейском языке не было.
В Сеуле преобладал мышиный цвет. Вдалеке серые до черноты цепи гор, серые дома. Широкие, прямые улицы с каштанами и платанами. Серые городские ворота с зубчатой крепостной стеной и угловатыми башнями. Серые двухэтажные коттеджи; тут имелись роскошные кварталы Хехва и Тонбинго — для богатых.
Я впервые попала в этот город, но он был овеян для меня романтикой биографии одной корейской женщины, которая жила в прошлом веке и которую убили японцы. О ней глухо писал еще Пьер Лоти, один из любимых мной писателей. Ее звали Мин Мёнсон. Да, так ее звали. Мин представляется мне в пышной кисейной юбке, перехваченной выше талии золотым пояском с «крыльями золотой цикады», в красной бархатной кофте, с небольшой золотой короной, усыпанной бриллиантами, на голове. Она была императрицей. И главной пружиной дворцовой жизни той поры. Ее рысьи глаза, то добродушные, как у дремлющей кошки, то темно-зеленые от гнева, имели какую-то власть над последним императором — ваном Кореи Коджоном: он слепо доверял ей. Мин Мёнсон стала женой вана Коджона, когда он еще не достиг совершеннолетия. Мин Мёнсон и ее родственники захватили управление страной. Властолюбивая правительница хотела сделать свою страну сильной, возродить ее с помощью других стран. Против нее поднял восстание бывший регент, сторонник изоляционизма. Но восстание было подавлено. Правительство Мин металось между китайцами и японцами, видя в них главную опору. Сторонники японской ориентации устроили государственный переворот, Коджона и Мин Мёнсон схватили на банкете и заперли во дворце. Видных сановников казнили. Но переворот был подавлен с помощью командующего китайскими войсками Юань Шикая. Юань Шикай сразу же установил в Корее диктаторский режим. Он получил звание генерального резидента. Началось засилие китайцев в стране. Мин Мёнсон стремилась избавиться и от китайцев и от японцев, не хотела, чтобы Корея находилась в вассальской зависимости от кого бы то ни было. А Япония не собиралась мириться с безраздельным господством в Корее Юань Шикая. Началась японо-китайская война. Японцы победили. Юань Шикай бежал, переодевшись в женское платье.
В Корее японцы создали группировку японофилов, сформировали из них, вопреки воле императора, марионеточное правительство, которое занялось «реформаторской» деятельностью: запретило корейцам носить их традиционные белые одежды, курить большие трубки с длинными чубуками, носить корейские прически и тому подобное. Одним из лидеров японофилов был некто Ли Сын Ман, молодой человек лет двадцати двух. Он родился в дворянской семье, с помощью высокопоставленных родственников и друзей добился назначения членом Тайного совета при ване Коджоне. Мин его ненавидела. А когда поднялся ропот населения против реформ японофилов, разогнала их, запретила Ли Сын Ману появляться во дворце, отменила конституцию, которую навязали Корее японцы.
Японский посол решил устранить Мин. Ночью 8 октября 1895 года японские наемные убийцы при поддержке японского военного отряда, насчитывавшего четыреста солдат, ворвались во дворец, схватили спящую императрицу и за волосы втащили в тронный зал. Здесь ее безжалостно зарезали в присутствии японского посла генерала Миура и пяти корреспондентов наиболее влиятельных японских газет. Ван Коджон с наследным принцем бежал в русское посольство, где прожил целый год. Он даже намеревался перебраться в Россию, но побег не удался.
Сторонники Мин, заподозрив Ли Сын Мана в причастности к убийству императрицы, схватили его и приговорили к бессрочной каторге. За Ли Сын Мана вступился японский посланник в Корее Хаяси: он в ультимативной форме потребовал от вана Коджона освободить каторжника. Коджон сдался: заменил Ли Сын Ману бессрочную каторгу семилетним тюремным заключением.
Выйдя в 1904 году из тюрьмы, Ли Сын Ман по совету своего воспитателя — американского миссионера Аппенцеллера уехал в Соединенные Штаты, принял американское подданство, сделался американцем. Окончил Вашингтонский университет, аспирантуру Гарвардского университета и получил степень магистра искусствоведения, а в Принстонском университете — степень доктора философии. Женился на американке и стал в Штатах «своим человеком».