Воспоминания

Действительное положение вещей обязывает меня сказать здесь, что граф Витте, будучи приглашен графом Ламздорфом помочь ему в усилиях по уничтожению несчастного договора, оказал величайшую услугу и проявил недюжинную энергию. Тем более это должно быть отмечено, что граф Витте в течение долгого времени придерживался мысли о заключении союза между Россией, Германией и Францией. Ему казалось, что такого рода союз, не направленный специально против Англии, может быть в конце концов образован без участия в нём этой державы. Он надеялся, что этот союз может быть противопоставлен претензиям Соединенных Штатов Америки во имя осуществления интересов Европы. Д-р Диллон сообщает в своей книге очень любопытный разговор, происходивший по этому поводу между графом Витте и германским императором во время его первого посещения Петербурга после вступления на трон в 1888 году. В этом случае молодой император выразил своё полное согласие с планом Витте вообще, но энергично протестовал против исключения из этой комбинации Англии, указывая, что Америка является таким врагом, против которого вся Европа должна вести беспощадную войну.

В статье, посвященной договору в Бьерке, появившейся в "Revue de Paris" в 1918 году, Бомпар, посол Франции в Петербурге в ту эпоху, когда договор был подписан, и весьма проницательный наблюдатель, после общей характеристики графа Витте высказывает своё мнение об этом государственном деятеле и об его иностранной политике в следующих выражениях:

"Витте был озабочен мыслью о предотвращении европейской войны какой угодно ценой. В настоящее время совершенно очевидно, что европейская война могла быть вызвана только Германией".

Я убеждён, что Витте не возлагал надежд на военное могущество России как на средство помешать этому; ввиду этого он считал наиболее действенным средством заключение союза с Германией. Но такого рода союз сам по себе сделал бы Россию простым спутником Германии, и поэтому он настаивал на привлечении Франции в качестве третьего союзника.

В представлении Витте, Германия могла дать военную силу, а Франция – деньги; объединившись с этими двумя нациями, Россия могла бы без риска подпасть под гегемонию одной из них, использовать силу одной и деньги другой.

Он был захвачен этой мыслью и пропагандировал её при всяком удобном случае. Было бы неправильно, однако, думать, что он имел в виду подчинить Францию Германии вместо России. Его оппозиция договору в Бьерке, которая имела столь решающее значение, совершенно убеждает в том, что он не мог иметь подобной мысли. Но франко-германский союз с участием или без участия России являлся совершенной утопией, и германское правительство никогда не относилось к этому серьёзно, если не считать мнимого признания его в Бьерке.

Эти строки кажутся мне наиболее точным отображением точки зрения графа Витте по этому вопросу. Не было бы ничего странного, особенно после столь лестного приема германским императором, если бы он принял на себя защиту договора в Бьерке, но он был слишком дальновиден, чтобы не понять ошибки царя; как только он увидел текст договора, он безо всяких колебаний присоединился к графу Ламздорфу в его усилиях выйти из затруднительного положения.

Переговоры, которые последовали между Петербургом и Берлином и которые принесли свои плоды значительно позже, были, как это и следовало ожидать, весьма деликатными и трудными. Два свидетельства были опубликованы по этому поводу – заявление д-ра Диллона в его книге "Исчезновение России" и Бомпара в его статье, помещенной в "Revue de Paris" [5].

Оба показания, хотя и не вполне точные в деталях небольшой важности, согласуются с теми фактами, которые я узнал от графа Ламздорфа и которые можно было узнать из ознакомления с документами, найденными в Министерстве иностранных дел и в частных архивах императора Николая во дворце Царского Села.

Я коротко расскажу, как всё это происходило.

Граф Ламздорф повел тройную атаку в неофициальной форме, посредством частного письма царя к императору Вильгельму, письма графа Витте к императору Вильгельму и частного представления со стороны русского посла в Берлине канцлеру. Предметом представлений являлось стремление обратить внимание на недействительность договора в Бьерке, ввиду того что он не был контрассигнован русским министром иностранных дел, и на противоречия в тексте, которые необходимо внимательно рассмотреть и исправить. Ни одно из этих представлений не имело успеха (ответ графу Витте был передан через канцлера).

Между тем Россия и Япония были накануне ратификации Портсмутского договора, и следует вспомнить, что это время как раз было определено для вступления в силу договора в Бьерке.