Воспоминания

Когда граф Витте уступил своё место главы русского правительства Горемыкину, было совершенно ясно, что он не расположен к новому кабинету. Николай II и его новые министры не могли быть безразличны графу Витте, и в должности члена Государственного совета, или верхней палаты, Витте, автор манифеста 30 октября, неизбежно становился лидером либеральной партии в этом учреждении, объединявшим вокруг себя врагов бюрократического кабинета Горемыкина. Это было бы вполне естественно, и все были весьма удивлены, когда он отказался от этой роли и присоединился к реакционной группе в Государственном совете, во главе которой стоял его прежний коллега и противник Дурново. Он принадлежал к ней, несмотря на все события, которые сопровождали открытие Думы, и в последние дни жизни его деятельность была настолько непонятна, что возникали сомнения в его умственных способностях. Следует отметить, что он счёл для себя возможным прибегать к помощи Распутина в надежде восстановить расположение царя и быть призванным к власти. Я с трудом поверил бы этому, но я вспоминаю замечание, сделанное им во время разговора со мной в Париже в эпоху Балканской войны, когда он заявил, что если Россия не вмешалась в войну, этим она обязана усилиям Сазонова, политикой которого он чрезвычайно возмущался, но который действовал под влиянием распоряжений императора, продиктованных Распутиным, в целях сохранения мира; и я вспоминаю, как я был удивлен в то время слышать столь странное утверждение с его стороны. Несмотря на то что мне самому было тяжело прийти к такому заключению, я, не колеблясь, приписываю его перемену мотивам личного честолюбия. Привыкший в течение 15 лет к власти, объем которой я выше описал, граф Витте оказался не способным примириться с потерей своего официального положения, и вся настойчивость его громадной воли была направлена к одной цели – восстановить свой прежний престиж. Зная склонность императора и тех, которые пользовались его расположением, он решил, что наиболее верным путем к достижению цели будет служение реакционной партии. Таким образом, перестав играть ту роль, в которой он оказал столь блестящую услугу своей стране, он превратился в последователя таких людей, как Дурново, Штюрмер и другие реакционные лидеры, потерял благодаря этому уважение со стороны либералов и не выиграл ни расположения императора, ни доверия со стороны реакционной партии. Это было печальное зрелище – видеть его одаренность и прозорливость государственного деятеля, подчиненными тщетной мечте о восстановлении его былого положения в официальном мире. Чтобы достигнуть этой цели, он не побоялся использовать своё положение министра финансов, и ни для кого не секрет, что, желая открыть двери известных салонов Петербурга, он воспользовался золотым ключом в форме займа, взвалив на государство значительное финансовое бремя.

Враги графа Витте обвиняют его в продажности и указывают факты, подтверждающие их обвинение, но я никогда не считал их заслуживающими доверия. Он всегда казался мне добивающимся скорее почётного поста, чем денег. Несомненно, что, потеряв власть, он мог бы достичь большого богатства, но, не желая лишиться возможности вернуться к власти, он отклонял предложения, которые делались ему солидными финансовыми учреждениями России, предоставлявшими ему блестящее положение с финансовой точки зрения, так как оно неизбежно вызвало бы его отставку как члена Государственного совета, в качестве которого он имел доступ ко двору и принадлежал к официальным кругам.

Факты, сообщенные мною ранее, подкрепляют моё утверждение, что характер графа Витте не всегда соответствовал его интеллектуальной одаренности. Но в то же самое время он обладал некоторыми чертами, которые были чрезвычайно симпатичны и притягательны. Он был верным и преданным другом и вызывал взамен горячую привязанность. Его преданность памяти императора Александра III распространялась и на государя, который отмечал его своей благосклонностью и пожаловал ему высокий титул. Но он умел и ненавидеть и являлся страшным врагом для своих противников.

Наиболее трогательной чертой его была привязанность к семье; было трогательно видеть этого гиганта, который привык добиваться исполнения самых капризных своих требований, превратившегося в раба перед маленьким внуком и оказывавшего ему нежную заботу. И когда он с такой настойчивостью стремился к сохранению власти, не думал ли он о том, чтобы создать наиболее блестящее положение для своей жены и дочери, которых он так страстно любил?

Мои личные отношения с графом Витте никогда не были близкими, как я уже говорил, и в течение долгого времени его позиция по отношению ко мне была враждебной – возможно, он опасался, что моё влияние в государственных делах будет направлено против него.