— Да помилуйте… Только что вы уехали из магазина, я спрашиваю Василия Петровича: «Кто это?..» Он отвечает: «Достоевский». — «Как имя?» — спрашиваю я. «Андрей Михайлович», — сообщает мне Василий Петрович. «Да ведь это мой старый знакомый», — говорю я. Выглянули на улицу, а ваш и след простыл. Тогда я упросил Василия Петровича ехать к вам, — и вот мы здесь!
— Ну, спасибо, большое спасибо, очень рад вас видеть, — говорил я, усаживая гостей в своей маленькой гостиной.
Первые разговоры, конечно, вращались около приснопамятного дня (23 апреля 1849 г.). Вспоминали много и о многом.
— Да вот, кстати, — начал я, — хотя я и уверен, что Василий Петрович Ульман не верит сплетне, пущенной недавно обо мне в нашем городе, но я все-таки прошу вас, Григорий Петрович, подтвердить Василию Петровичу, что я не играл роли Иуды Искариотского в участи моих братьев по делу Петрашевского!.. — И я рассказал ему все подробности сплетни, пущенной про меня Краевским.
Данилевский сильно возмутился подробностями этой кляузы и тут же рассказал в кратких и точных словах весь процесс Петрашевского, а затем спросил:
— Да какой это Краевский?
Ульман сообщил ему имя и отчество Краевского[35]
.— Ба, ба, ба! Да я несколько знаю эту личность и никак не думал, что он способен на такую грязь, а, напротив, считал его за порядочного малого!.. Ох, да ежели бы мне встретиться с ним, я бы отделал его на славу… — горячился Данилевский. — Я бы показал ему, чему подвергаются сплетники и т. д., и т. д. Но, впрочем, завтра я, может быть, и встречусь с ним, разыщу как-нибудь!
Беседа наша шла очень оживленной, мы напились чаю, и мне пришла в голову мысль пригласить их в клуб как своих гостей, тем более что жена была больна.
Предложение мое было принято, и мы сейчас же на двух извозчиках отправились в клуб.
Не успели мы войти в большую залу клуба, как Ульман обратил внимание мое и Данилевского, указывая на Краевского.
— А вот и кстати, на ловца и зверь бежит, — проговорил Данилевский. — Ну, погоди, голубчик, отделаю же я тебя!
— Только, пожалуйста, не при мне, — возразил я, не желая при этом присутствовать.
— Конечно, а вот Василия Петровича я буду просить быть свидетелем, — проговорил Данилевский, и они оба, оставив меня, пошли в ту сторону, где был Краевский. После, по рассказам Ульмана и Данилевского, я узнал все подробности их разговора. Вот как происходил он:
— А, здравствуйте, Краевский; мы с вами, кажется, немного знакомы? — начал Данилевский.
— Ах, Григорий Петрович, какими судьбами попали вы в наши Палестины?
— Да вот, по делам приехал в Екатеринослав и был очень
Слова «счастлив», «многоуважаемого» и «имел честь» Данилевский видимо подчеркнул, надеясь вызвать этим какое-нибудь замечание со стороны Краевского, в чем и не ошибся!
— Ну, я думаю, не большое счастье и честь для вас, Григорий Петрович, в знакомстве с г-ном Достоевским.
— Что я высказал, на том я и стою и подтверждаю, что был очень
— Как будто бы вы сами не знаете?.. А его поступок с братьями?..
— Какой поступок с братьями?.. Говорите яснее и определеннее!.
— Да по делу Петрашевского; ведь он, говорят, их предал для того, чтобы освободить себя!
— Говорят, говорят!.. Послушайте, Краевский, чтобы
— Нет, я говорю это с уверенностью, потому что слышал это из достоверного источника, — разгорячился в свою очередь Краевский.
— Сообщите мне сейчас же, из какого источника?
— Мне говорил об этом Калиновский…[36]
— Какой Калиновский?..
Тут Краевский сказал имя и отчество.