Воспоминания: 1802-1825

Я встретил в Якутске одного морского офицера, занимавшегося в течение многих лет строительством кораблей в Охотске и усовершенствованием этого порта и порта Петропавловск на Камчатке. Направляясь в Петербург, он заверил меня, что его желанием было иметь возможность вернуться в этот край, который, по его словам, являлся очень приятным и очень доходным; отсюда он увез с собой одну молоденькую камчадалку, имевшую весьма миловидное и одухотворенное личико. Этот офицер мне живописал жуткую картину гадостей, кои служащие американской компании позволяют себе не только с несчастными обитателями Курильских островов, алеутами, и большого острова Кадьяк, но даже с русскими матросами, которые позволили себя вовлечь в их работу. Я очень хотел бы посетить Охотск и Камчатку, но это было не то время года, в котором можно предпринять это долгое и утомительное путешествие, и я должен был присоединиться к генералу Спренгпортену. Мой приезд в Якутск стал большим событием; невозможно было поверить, что какой-то молодой человек, флигель-адъютант императора, смог приехать сюда только из-за любопытства, а плутишки, чувствовавшие себя виновными и достойными виселицы, дрожали и страшились моих обысков, я думаю, еще долго после моего отъезда.

В приблизительно 30 верстах от Якутска я посетил одно поселение якутов. Это племя гораздо менее дико, чем большая часть других коренных жителей этих краев. Оно обитает в деревнях и в деревянных хижинах, достаточно основательно выстроенных, посреди которых расположен большой очаг, дым из которого выходит через дымовую трубу. Якуты имеют множество хозяйственной утвари и начинают смешиваться с русскими, и перенимать их привычки и их ловкость. В этом поселении мне показали отвратительный спектакль шамана или колдуна, который постепенно и посредством судорожных гримас казался и вправду потерявшим всякую связь с миром и вдохновленным неким демоном, вещавшим его брызжущими слюнями устами и завладевшим всеми струнами его тела. Это занятие, кое якуты созерцали с глубоким уважением, продлилось по меньшей мере добрый час, после чего шаман впал в состояние обморока, который являлся естественным продолжением судорожных движений, сотрясавших его тело. То, что помогает навязать этот ритуал якутам, сделать действо по-настоящему ужасным, так это одеяние и позы, которые придавал себе шаман, этот неистовый актер. Он был одет в платье из дубленых шкур, покрытое кусочками железа и кожи, изображающих различных животных и фигурки, которые при каждом его движении ударялись друг о друга, сопровождая этой нестройной музыкой тот шум, который производил шаман, стуча в бубен неким подобием лопаточки. Его костюм был еще украшен длинными тонкими кожаными ремешками, пришитыми по кругу в виде бахромы к его одеянию, почерневшему от дыма. Свои волосы, длинные и закрывающие лицо, шаман встряхивал при каждом движении, что придавало ему по-настоящему зловещий вид. После того, как я провел почти в безвестности 8 дней в Якутске, я вновь направился в Иркутск, куда и прибыл в середине января. Доклад о поездке, замерзшие ноги, которые заставляли меня сильно страдать, вынуждали меня задержаться с отъездом. Как только я стал в состоянии, я вновь отправился в путь. Я переночевал почти в 60 верстах от Иркутска, на фабрике, где производят сукно, кожу и большую часть того, что необходимо для обмундирования и снаряжения войск, находящихся в Сибири, и которое стоило бы невероятно дорого, если было бы нужно вывозить все эти вещи из России. Та фабрика выгодна ещё и тем, что содержит и использует почти 5 тысяч преступников, мужчин и женщин, которые являются единственными рабочими, коих здесь применяют: почти все мастера различных мастерских и большая часть надсмотрщиков выбраны среди этого «добродетельного» общества. И что самое удивительное, они способствуют поддержанию здесь порядка и повиновения. Я увидел всех рабочих, большая часть которых имеет вырванные ноздри, а некоторые — кандалы на ногах. Около сотни старых солдат, очень лениво охраняющих фабрику, достаточно для удержания этой толпы разбойников, наименее виновные из которых, однако, убили человека, или, по крайней мере, взламывали двери и грабили на большой дороге.