Воспоминания: 1802-1825

К вечеру перед нами открылись Дарданеллы, и глазам предстал вид более обширный, нежели вид Константинопольского пролива, но менее живой и обжитый; Галлиполи, лежащий на европейском берегу, скромно предстает взору. Несколько минаретов являются единственным его украшением, остальная часть побережья начисто лишена поселений; и эта земля, некогда бывшая ареной стольких великих событий, наполненная знаменитыми городами и огромным населением, теперь представляет собой пустыню. Этот прежде величественный пролив используется флотом не более, чем опасный торговый проход у стен Константинополя.

Сами руины древнего Ламзака и стольких театров и знаменитых памятников исчезли под действием опустошающего времени и переворотов, и больше не найти следов искусства и богатства греков, кроме как на месте перехода пролива Ксерксом и прелестей Леандра; по берегам пролива все спокойно; два оснащенных большими орудиями донжона: один — на азиатском берегу, другой на европейском, построены рядом с Сестосом и Абидосом у места впадения Дарданелл в Средиземное море. Кажется, что они защищают проход от этого прекрасного одиночества.

Наш бриг бросил якорь в ожидании восхода солнца и благоприятного ветра, чтобы избежать течения. Чтобы придать больше игры нашему воображению, в котором сходились в бою греки и персы, генуэзцы и мусульмане, какой-то американский фрегат бросил якорь рядом с бригом московитов.

Турецкие борцы. Рисунок Е.М. Корнеева. 1804.

На следующий день очень свежий ветер быстро унес нас от этого прекрасного мавзолея греков и даже позволил проплыть нам перед надгробным памятником величию Трои и столь многих героев; — мы различали только нечто вроде арки и несколько развалин стен, которые были единственными остатками Трои Александра[4], построенной на некотором удалении от Трои древней. Сколько воспоминаний! Видя все эти места, которые занимали твое воображение с младых ногтей, приходишь в восторг. К полудню нашим глазам открылся Тенедос и турецкий флот, среди которого развивались флаги двух наших кораблей, «Азии» и «Прасковьи». Мы приветствовали капудана-пашу, но, так как он находился в этот момент на борту одного из наших кораблей, нам пришлось лавировать некоторое время прежде, чем нам ответили на приветствие.

На следующий день мы увидели вдалеке слева гору Митилену и к вечеру вошли в бухту Смирны; поднимающееся солнце показало нам город Смирну, который роскошно раскидывается вдоль берега, увенчивая собою часть гор.

На рейде стояло множество кораблей всех наций; мы спустились на берег и пошли устраиваться к нашему консулу Марасини, у которого была очень гостеприимная матушка и весьма любезные сестры. Одна из них была очень хорошенькая, и за ней с полным на то основанием я не преминул поухаживать, соблюдая, однако, все законы чести. После того, как мы изучили город, его прекрасные окрестности, несколько деревень, принадлежавших европейским торговцам, мы наняли лошадей и нескольких янычар и направились в Эфес. По дороге в одной кофейне, где шесть или восемь вооруженных мужчин следят кое-где за порядком на больших дорогах и слишком дорого просят за чашку кофе, я повздорил с одним из этих господ и дал ему пощечину, он, вероятно, ответил бы мне выстрелом, если бы один из наших янычар не подоспел мне на помощь. Потом он внушил мне через переводчика быть в следующий раз более осторожным, и что когда я буду убит, мой фирман султана мне больше не пригодится.

Мы прибыли на прекрасную и знаменитую равнину, усеянную развалинами, грустным свидетельством былого великолепия Эфеса. На более чем четырех квадратных верстах видны только остатки акведуков, колонн, театров, огромных зданий, одно из которых было школой философии, другое — храмом, посвященным то ли языческому Богу, то ли Богу, которому мы поклоняемся, — руины перемешались; обряды, процессии священников знаменитого Эфесского храма, нарочитая простота первых отцов церкви — теперь все это существует только в истории. Море, которое прежде омывало ноги этого священного города и приносило в храм Дианы дары всех наций, отступило и оставило широкое пространство между своими водами и руинами Эфеса.

Не встретишь и намека на поселение, создается впечатление, что даже турки чтут память храма Дианы и церкви Святого Иоанна и боятся пренебрегать столь прекрасным воспоминанием. Мы совсем одни среди этой груды руин, окружены остатками города, который был сценой для помпезности и для переворотов, для процветания и бедствий. Можно превосходно различить архитектуру многих памятников.