Воспоминания

Это верно, что до встречи с ним жизненные обстоятельства, постоянное вынужденное притворство, неудовлетворенность, тревоги, переживания расшатали мои нервы, но в том не было ничего серьезного. Он же убеждал меня, равно как и других своих пациентов, как я теперь понимаю, в опасности подобных «симптомов». Он внушал мне исключительно негативные представления, что вызывало депрессию, отражалось на моем здоровье. За десять месяцев общения с ним мое душевное состояние стало хуже, чем до нашей встречи. Я не нашла понимания, не обрела покоя. Мне стало казаться, что он преднамеренно ведет себя со мной так, и я очень сожалела, что была настолько доверчива. Поначалу он представлялся мне совсем иным, но в том и был коварный умысел, на котором строились дальнейшие планы.

Формально оставаясь замужем, я была обречена по полгода жить вдали от дома якобы по состоянию здоровья, в разлуке с сыном и под наблюдением, лишавшим меня даже той малой степени свободы, какой я прежде располагала — ситуация не просто тягостная, но и нелепая. Вместо того, чтобы тешить себя напрасными надеждами, вести борьбу, на которую все равно не хватало духа, не лучше было бы порвать ставшие непрочными узы, которые связывали меня с прошлым, и начать совсем иную жизнь, где я, быть может, обрету счастье?

Эта мысль все более завладевала мной. У меня словно пелена с глаз упала. Я вновь ощутила в себе силы и желание действовать. Я вышла из под влияния, которое не давало мне свободно жить, и отныне руководствовалась собственными суждениями. Самочувствие мое значительно улучшилось.

Мне необходимо уехать. Если раньше у меня были сомнения, то теперь я преисполнилась решимостью. Я пыталась так или иначе приспособиться к положению, которое было для меня неприемлемым, и потерпела неудачу. Отныне я сама стану распоряжаться своей судьбой.

Одно внешне малозначительное обстоятельство послужило толчком. Однажды доктор М. уехал, не сказав куда, а потом я узнала, что он был в Москве, где виделся с тетей Эллой. Меня это уязвило. Очевидно, его не вполне удовлетворили результаты их первой встречи, и он решил предпринять дополнительные шаги, чтобы окончательно завоевать ее доверие; тогда бы уж ничто не могло помешать его планам в отношении меня. Отец, с которым мне не давали видеться, жил в Париже, тетя была моей единственной поддержкой в России. Если доктору М. удалось склонить ее на свою сторону, для меня все потеряно.

Я решила действовать самостоятельно. Конечно же, за помощью следовало обращаться к отцу, но прежде, чем сделать это, я посоветовалась с русским посланником, другом семьи. Мы оба написали письма. У меня уже был готов план. Чтобы легче было осуществить задуманное и избежать ненужных сцен, я решила ехать с принцем в Берлин, как и предполагалось, и там уже по прибытии объявить о своих намерениях. И вместо Италии я поеду во Францию к отцу.

От отца скоро пришел ответ. Он писал, что будет ждать меня в Булони, а Дмитрий, который должен быть в Париже, приедет ко мне в Берлин.

Я попрощалась с королевской семьей и друзьями, бросила последний взгляд на все то, что покидала, что составляло мою жизнь на протяжении более пяти лет. Тяжело было оставлять сына, но я надеялась, что скоро он будет со мной; тогда я и представить не могла, что смогу увидеть его снова лишь через много лет.

Мы уехали в середине октября. Я сочла, что будет вернее не посвящать никого в свои планы, и принцу сказала о своих намерениях только после того, как мы уже были за пределами Швеции.

В Берлине я с облегчением увидела, что Дмитрий встречает меня на вокзале. Мы имели с ним долгий разговор, а вечером встретились на торжественном обеде, на котором я присутствовала вместе с принцем. На следующий день я уехала в Париж вместе с Дмитрием и Идой Рудебек, которая не захотела оставить меня. Отец и мачеха встретили меня очень тепло, но не скрывали тревоги, они лучше меня знали все трудности, с которыми сопряжен подобный шаг.

Напряжение, в котором я жила последние месяцы, глубокие переживания лишили меня сил. Я заболела бронхитом, который перешел в пневмонию. После тщательного обследования у французского специалиста выяснилось, что с почками у меня не так плохо, как утверждал доктор М.

Отец настоятельно советовал мне одуматься. Мачеха, опасаясь, что моя выходка может задеть ее, тоже вела со мной подобные разговоры. Но все было напрасно, и когда отец убедился, что решение мое окончательное и ничто не может меня заставить переменить его, он мужественно взял мою сторону и оказал неоценимую поддержку. Он стал заниматься урегулированием этого вопроса, вел переписку.

Так получилось, что император узнал обо всем раньше: два высокопоставленных дипломата по роду своей деятельности были знакомы с доктором М., и у них сложилось о нем весьма неблагоприятное мнение. Одному из них я поведала свою историю, а он при встрече изложил ее императору. Комментария не последовало, я так и не узнала, как он это воспринял.