Этот приказ, хотя и был подписан 17 декабря, но опубликован он был только в феврале, так что в виду окончившегося в январе месяце срока моего отпуска, мне пришлось просить о продлении его у коменданта в Петрограде, который был так любезен, что продлил мне его впредь до выхода приказа о моем увольнении от службы. Командующему 2-й армией я послал рапорт с извещением о состоявшемся освидетельствовании меня и предстоявшем увольнении меня от службы. Одновременно я уведомил и штаб моего корпуса и комитет.
Отъезд мой в Курскую губернию
Вместо поездки на Кавказ я решил проехать к моим друзьям в Курскую губернию. Помня происшедшее со мной в Орше я, опасаясь как бы со мной вновь не произошло неприятности в пути, т. к. передвижения в то время по железным дорогам сопряжены были с большими затруднениями в отношении к генералам (в то время еще ходили в форме и в погонах) было не доброжелательное, я отправился перед свой поездкой в военный отдел ЦИКа, в Смольный и, высказав откровенно свои опасения, предъявив документы, просил выдать мне какое-либо удостоверение для гарантии моей личности. В военном отделе ЦИКа отнеслись очень внимательно ко мне и выдали мне следующее удостоверение:
Удостоверение. 16 января 1918 г.
Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.
Военный Отдел. №. 350.
Дано сие командиру 3-го Сибирского армейского корпуса Владимиру Федоровичу Джунковскому на право проезда в г. Москву, Курск и обратно в Петроград.
Военный отдел ЦИКа просит лиц и учреждения не чинить препятствий. Действительно по 15 февраля 1918 г.
Председатель А. Енукидзе[849]
Секретарь – подпись неразборчива.
Возвращение мое в Петроград и назначение мне пенсии
Благодаря этому удостоверению, я прекрасно проехал в Курск и обратно, нигде мне не было учинено никаких препятствий. Я очень хорошо отдохнул у моих друзей как нравственно, так и физически.
Несколько раз меня по дороге, как генерала, останавливали, но удостоверение военного отдела ЦИКа спасало меня от неприятностей. На обратном пути я провел несколько дней в Москве и вернулся благополучно в Петроград к своим, где меня ждало уведомление Главного штаба с приказом о моем увольнении от службы, а в апреле вышла мне и пенсия по 3270 рублей из казны и по 1288 руб. из эмеритальной кассы, эту пенсию я ежемесячно аккуратно получал из Казначейства, вплоть до моего ареста 1-го сентября.
Посылка Мутовкина на фронт для ликвидирования оставшегося имущества и привоза вещей
Получив окончательную отставку, я решил послать кого-нибудь на фронт в штаб 3-го Сибирского корпуса, чтобы узнать цело ли там мое имущество, и если оно цело, то, распродав на месте лошадей, экипажи, мебель, остальное привезти в Петроград. Не получая с декабря месяца никаких оттуда вестей, я полагал, что все это у меня конфисковано, но на всякий случай послал туда моего верного, бывшего у меня шофером и преданного мне Мутовкина, ловкого и смышленого.
Две недели я ждал его возвращения и потерял уже надежду, как вдруг, как-то вечером раздался звонок – я пошел открыть дверь и, к моей радости, увидал Мутовкина и моего вестового с массой багажа. Как я обрадовался, как приятно было увидать своих вестовых, свои вещи. Оказалось, что несмотря на царившую разруху, грабежи, все мое имущество, все мои вещи, все было сохранено в целости. Вестовые мои отняты у меня не были и находились при моих вещах.
Комитет все время ждал моего возвращения, и когда пришел приказ произвести выборы командного состава, то комитет заявил, что до моего возвращения производить выборов не будет. Когда же было получено известие, что я не возвращусь более, комитет произвел выборы – выбрав генерала Вивьена де Шатобренна, которого я оставил своим заместителем.
Посланному мною Мутовкину комитет оказал полное содействие по ликвидированию моего имущества, так что ему и моим вестовым удалось довольно выгодно продать лошадей и экипажи, на все же остальное комитет выдал литеру для бесплатного провоза 14 пудов багажа до Петрограда, разрешив и вестовым сопровождать мои вещи, для отвоза их на станцию предоставил грузовик, одним словом, проявил прямо трогательное внимание.