Воспоминания

Аллерс и Шварц закончили свою речь, воздух от напряжения так и звенел. Как отреагирует Адлер? Мы ждали его слов, однако напрасно: вопреки обыкновению в тот раз он так и не выступил. Мучительно протекала минута за минутой. Я сидел поблизости от Адлера в первом ряду, между нами – его ученица, тоже, как ему было известно, пришедшая к разладу с его теорией. И вдруг он обратился к ней и ко мне, подначивая: «Что ж вы, храбрецы?» То есть он требовал от нас взять слово и честно высказать свою позицию.

Не оставалось другого пути, кроме как выйти перед всеми и бросить им вызов: удалось ли индивидуальной психологии в самом деле подняться над психологизмом? И я допустил существенный промах: я перед «врагами», психоаналитиками, назвал Шварца своим учителем, выразив ему столь глубокое признание. И тут уж вряд ли могли меня спасти уверения, что я не вижу причины расставаться с Обществом индивидуальной психологии, поскольку это направление вполне способно собственными силами преодолеть психологизм. Тщетны оказались все мои усилия посредничать между Аллерсом, Шварцем и Адлером.

Адлер с того дня больше ни словом со мной не обмолвился и даже перестал здороваться, когда я, как прежде из вечера в вечер, входил в кафе «Зиллер» и приближался к столику, за которым он проводил заседания. Так и не простил, что я не пожелал безоговорочно во всем ему следовать.

Вновь и вновь он давал мне понять, что пора выйти из основанного им общества, хотя я и прежде, и тогда не видел на то ни малейшей причины. Тем не менее два месяца спустя я формально разорвал связь с этим объединением.

Нелегко дался мне этот «исход». На протяжении года я занимался изданием журнала по индивидуальной психологии, «Человек в повседневности», и теперь, разумеется, выпуск журнала прекратился. И в целом я лишился прежней компании. Лишь немногие индивидуальные психологи сохранили со мной если не научные, то хотя бы человеческие отношения. Хотелось бы с благодарностью упомянуть в этой связи так рано покинувшего нас Эрвина Вексберга[40], Рудольфа Дрейкурса[41] и дочь Альфреда Адлера, Александру.

По крайней мере с тех пор никто не мог бы меня попрекать, будто моя логотерапия – «всего лишь извод адлерианской психологии» и я, мол, не вправе выдавать ее за самостоятельное направление исследований и давать ей особое название. На подобные упреки я всегда могу ответить: кто более всех вправе судить, принадлежит ли логотерапия к общему направлению индивидуальной психологии или выходит за ее рамки, если не сам Адлер? Адлер же настоял, чтобы я вышел из Общества индивидуальной психологии. Roma locuta causa finita[42].

Начало логотерапии

Еще раньше мы с Фрицем Вительсом[43], который был первым биографом Фрейда, и с Максимилианом Зильберманом основали Академическое общество медицинской психологии. Я занял должность вице-президента. Зильбермана выбрали президентом, а затем его сменили Фриц Редлих[44] и Петер Хофштеттер[45]. В совете у нас заседали Фрейд, Шильдер и прочие знаменитости Вены, которая в 1920-е годы была Меккой психотерапии. При объединении имелась рабочая группа, и здесь я в 1926 году прочел доклад и впервые утвердил в академической аудитории термин «логотерапия». Альтернативный термин «экзистенциальный анализ» я начал использовать лишь с 1933 года. К тому времени мне удалось в известной мере систематизировать свои идеи.

К 1929 году я продумал различия между тремя ценностными группами, то есть тремя возможностями придать жизни – вплоть до последнего мгновения, до последнего вздоха – смысл. Эти три возможности придать жизни смысл суть поступок, который человек совершает, работа, которую человек делает, или переживание, встреча, любовь. Даже перед лицом необоримой судьбы (например, неизлечимой болезни, неоперабельного рака) мы в состоянии придать жизни смысл, принеся свидетельство самого человеческого из всех человеческих даров: способности преобразить страдание в свершение духа.