Воспоминания

Отто Каудерс, сменивший Петцля во главе университетской психиатрической клиники, предложил мне подготовить третий и окончательный вариант «Доктора и души» и представить его в виде докторской диссертации. Только это и могло заинтересовать меня в тот момент. Я погрузился в работу.

Я диктовал непрерывно, три стенографистки только поспевали сменять друг друга – столько надиктовывал я ежедневно, наизусть, из самого сердца, в неотапливаемой и практически необставленной венской квартире, где окна были «застеклены» картонкой. Диктуя, я расхаживал взад-вперед по комнате. А порой – я и сейчас это отчетливо помню – бросался в кресло и плакал, не в силах справиться с мыслями, которые обретали для меня щемящую ясность. Открылись шлюзы…

Еще в 1945 году я надиктовал за девять дней книгу о концлагере, которая многомиллионным тиражом разошлась по Америке. Пока я ее диктовал, надумал издать ее анонимно, чтобы обрести полную свободу и высказаться до конца. Итак, на обложке первого издания не было моего имени. Однако потом, когда книга уже долго была в продаже, друзья уговорили меня подкрепить ее содержание своим именем. С этим аргументом я спорить не мог и не мог уклониться от такого призыва к моему мужеству.

Не странно ли, что та книга, которую я писал с намерением издать анонимно, безо всякого расчета на личный успех, именно она превратилась в бестселлер даже по американским понятиям? Американские университеты пять лет подряд объявляли ее «книгой года». Во многих университетах она включена в обязательное чтение.

В Канзасе, в Университете Бейкера, сложился трехлетний курс изучения этой книги и даже ее названия: «Человек в поисках смысла». В одном траппистском монастыре эту книгу читали вслух за трапезой, и в некоей католической церкви – на воскресной проповеди. Знаю я и монахинь, которые заказали для своих учениц закладки с цитатами из моей книги, знаю профессора, который задавал студентам философского факультета эссе на тему «Как Сократ и Франкл могли бы беседовать в заключении?»

Американская молодежь оказалась на удивление трогательно восприимчивой. И объяснить этот феномен не так-то легко. По настоянию Гордона Олпорта, который написал предисловие к книге, к американскому изданию в качестве второй, теоретической, части добавили введение в логотерапию. Это дистиллированная теория, выведенная из опыта пребывания в концлагере, и тем самым биографический раздел превращается в экзистенциальную иллюстрацию теории. Книга делится на две части, которые усиливают воздействие друг друга.

Возможно, отчасти популярность книги объясняется этим. Но, вероятно, имеет значение и то посвящение, которое я надписал на этой книге одному другу: «Писать собственной кровью нелегко – но легко написать хорошую книгу». «Франкл пишет как человек, живущий так, как он пишет», – сформулировал заключенный американской тюрьмы Сан-Квентин (неподалеку от Сан-Франциско), принявший участие в обсуждении книги. Обсуждение «Человека в поисках смысла» печаталось в издаваемой заключенными газете San Quentin News.

Радует и ободряет тот факт, что и ныне книга может проложить себе путь без лоббирования и поддержки ангажированной прессы. Издатели, кстати, вообще не хотели за нее браться, книга вышла исключительно благодаря Олпорту. И даже тогда издатели перепродавали друг другу права на покетбук за ничтожные 200 долларов, пока один из них не решился-таки на сделку века. Habent sua fata libelli![72] Зато книга «Доктор и душа» была включена правительственной комиссией США, которая в послевоенные годы инспектировала Европу, в список заслуживающих перевода (единственная австрийская книга в этом почетном списке).

Но и в переговорах с европейскими издательствами случались комические недоразумения. Однажды ко мне обратился португальский издатель с предложением перевести «Человек в поисках смысла». Я вынужден был напомнить ему, что он уже издавал перевод несколькими годами ранее. Моя популярность, которой я был обязан в том числе и этому издательству, оказалась недостаточной для того, чтобы издатель вспомнил об им же изданном португальском переводе. Точно так же и норвежский издатель написал мне: к сожалению, он не возьмется за перевод моей книги. Вот только эту самую книгу он издал двумя годами ранее.

Американским издателям гарантировалась государственная субсидия, так что от финансовых рисков они были избавлены, однако известное нью-йоркское издательство Knopf отважилось взяться за эту книгу лишь спустя десять лет. Что ж, по крайней мере, с материальной точки зрения раскаяться в этом решении им не пришлось. В 1945 году, отдавая в печать рукописи первых своих книг, я и мечтать не мог о таком заграничном успехе. (Постепенно они были переведены на 24 языка, в том числе на японский, китайский и корейский.) А все-таки самый приятный момент был, когда я с чистовой рукописью «Доктора и души» под мышкой направлялся к первому своему издателю, Францу Дойтике (он был первым издателем также и Фрейда).