Читаем Воспоминания полностью

Первые два курса мы учились в старом здании МГУ на Моховой ул. Путного транспорта от моего дома до Моховой не было, и я стал ходить на занятия пешком. Выходя по Ульяновской (Николо-Ямской) ул., я пересекал Яузу и выходил на набережную Москвы-реки у Устьинского моста. По набережной я шёл к Кремлю мимо Артиллерийской Академии и затем мимо стены Китай-города (однажды я узнал, что вчера участок этой стены обвалился, вскоре её остатки разобрали). Далее я поднимался по Васильевскому спуску на Красную площадь, шел мимо не работавшего тогда ГУМа, проходил мимо гостиницы «Москва» - фойе метро Охотный ряд, пересекал улицу Горького (Тверскую) и мимо американского посольства и Геологоразведочного института заходил во двор, где и стояло здание факультета, построенное под руководством Столетова (ныне ИРЭ РАН). Помещений катастрофически не хватало, и нередко в расписании можно было прочесть: место занятий - КБФ или КМФ (коридор Большой физической или Малой физической аудиторий). Некоторые занятия проходили в других зданиях на Моховой. Дважды в неделю занятия проходили в филиале – в школьном здании рядом с клубом им. Русакова в Сокольниках.

Поступая в МГУ, мы не понимали, что после разгрома школы Л.И. Мандельштама несколько лет назад (при начале не закончившегося процесса «лысенкования» физики) на физфаке МГУ осталось мало настоящих учёных. Многие курсы были архаичны, нередко они излагались на низком уровне. Единственный достойный учебник по механике того времени – курс С.Э. Хайкина - был фактически запрещён. Важнейший для ряда преподавателей вопрос преподававшегося общего курса механики (I курс) был: «Реальны или фиктивны силы инерции?». На экзамене по механике на 1 курсе я дал ответ, не удовлетворивший экзаменатора, и получил 4. Я так и не знаю, что считалось правильным. (Недавно я узнал, что этот бессмысленный вопрос до сих пор дискутируется в кругах преподавателей некоторых ВУЗов.)

Большинство моих однокурсников имело вполне приличный уровень подготовки. К сожалению, у очень многих не было хороших навыков устного счёта, и им нелегко было следить за выкладками на лекциях и семинарах. Это стало дополнительным источником дифференциации по уровню образования.

На первом курсе я довольно быстро понял, что читаемый нам курс общей физики малоинтересен, но у нас не было сомнений в квалификации лектора - В.И. Ивероновой. Нам нравился общий курс физики электромагнитных явлений, читавшийся С.Г. Калашниковым. Только познакомившись с соответствующим курсом Г.И. Будкера в Новосибирском университете, я понял, что читавшийся нам курс устарел, отвечая на вопросы, которые казались трудными за 20-30 лет до нас. Насколько я знаю, курс, изучаемый в МГУ, не очень изменился и поныне. Большой курс термодинамики (Семенченко) потребовал от меня просто повторного изучения в Новосибирске. Годовой курс механики на 2-3-м курсах нам начал читать А.М. Лаврентьев (отец основателя Сибирского отделения АН), умерший в середине курса. Первая часть этого курса традиционно содержала статику и т.п. разделы старинных курсов, которые ничего не добавляли к тому, что мы узнали (скорее самостоятельно) на первом курсе. Во второй части этого курса изучалась аналитическая механика в духе курса Л.Д. Ландау, это близко к тому, что изучается в НГУ. Приятно было слушать курс квантовой механики в изложении И.Е. Тамма и его же Введение в квантовую теорию поля. Настоящим праздником был спецкурс только что появившегося в 1954г. на факультете Л.Д .Ландау о симметрии и законах сохранения.

Математические и общие теоретические курсы были достаточно солидными. Мне довольно быстро наскучил (из-за моей предшествующей математической подготовки), по-видимому хороший курс анализа и аналитической геометрии на I курсе (Н.В. Ефимов). Я с сожалением вспоминаю, что практически проигнорировал курс С.В. Фомина. Курс уравнений математической физики (А.Н. Тихонов) для меня лично был невыносимо скучен. Существенный вклад в моё понимание его проблематики внесла А.Б. Васильева.

Многим моим сокурсникам хороших преподавателей (ассистентов) не досталось. Я помню, как один из них – не худший (Д.) – заявил, что не всякий вектор можно раскладывать по компонентам. Другому (Ш.) студенты в шутку предложили доставлять на Землю углеводороды с Юпитера, где их много, соединив планеты гибким трубопроводом так, что газ пойдёт из области высокого давления на Юпитере в область низкого давления на Земле. Он нашёл лишь одно возражение: «Трубопровод порвётся».

Мне повезло – механике на первом курсе меня учил прекрасный физик и замечательный человек К.А. Туманов, семинары по аналитической, а затем и по квантовой механике у нас вёл В.Д. Кривченков, чьи приёмы мы перенесли позднее в Новосибирский университет. В курсе военной подготовки, где нас обучали ремонту радиолокаторов, потрясающее мастерство лектора-физика демонстрировал инженер – лейтенант Е.Д. Щукин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное