Воспоминания

В том, что меня могут убить и даже наверняка убьют, я не сомневаюсь. Думаю только, что убьет меня не народ, как полагает этот красноносый индюк Родзянко, а такие же дураки (из умничающих), как и он.

Они, эти умные, эти дипломаты, не хотят и не умеют понять такой простой вещи, что я сама по себе ничто. Случай, почтовый ящик, куда опускают письма. Они все мне завидуют и оттого готовы меня съесть. За то, что я якобы имею влияние на Маму. Индюки надутые! Они того не понимают, что на царей нельзя влиять, ими можно править. Мамой управляет старец, и только потому, что она, верующая в чудеса, считает его чудотворцем. Я же только его раба.

* * *

Письмо от Елизаветы Федоровны: она просит Маму за тех, кто ополчается против немцев, потому что народ не понимает политики, он знает одно: немец – враг, а коли он враг, то его надо бить.

«Народ, – пишет Елизавета Федоровна, – раздражен вследствие голода и сиротства, и его нельзя обвинять». И еще она пишет, что во время войны от нас самих зависит, чтобы нас любили. И еще: «Пока этот грязный мужик, это диво, будет около трона – страна будет в опасном состоянии».

Мама была очень рассержена:

– Я ведь могу и забыть, что она моя сестра!

Старец же, увидев Маму, просил:

– Не сердись на сестру! Это не она враждует со мной – ее соблазняет дьявол. Он толкает ее на это. И когда она победит – то спасется.

Мама плакала и говорила:

– Он святой! Заступается за своих врагов!

Старец добавил еще:

– В Москве не надо больше наказаний. Теперь мира надо добиваться не кнутом, а лаской…

* * *

Старец был с Мамой. Говорил больше часу. Сердится, что Папа медлит.

– Надо убрать Николая Николаевича, – говорит он, – или дождемся того, что все погибнет. Николай Николаевич продает Папу. Продает двор.

Когда мы остались одни, я напомнила старцу, что Милица (жена Петра Николаевича) тогда представила его ко двору.

Рассердился. Видно, не понял меня. Я только хотела выяснить, относится ли ненависть и к ней, как и к Николаю Николаевичу.

Потом, когда успокоился, сказал:

– А может, она подсунула меня, думая, что я напорчу. Ей бы, как и Николаю Николаевичу, только чтобы народ отвернулся от Папы и Мамы. Она ведь права-то вышла – вишь, как все они взъелись на Маму, что меня слушает! Одного не поняла, бесхвостая, что зла добра не бывает!

Я не поняла, а спросить побоялась.

* * *

Без грязи у нас не могут. Капитан фрегата[237] Саблин[238] любимец Папы. Об этом знают все. И его частое присутствие всем понятно. Но иначе рассуждают в салоне у Гневной. Вот что говорилось там о Маме:

– После Орлова она долго не могла утешиться. Саблин ее утешитель. Как это он терпит рядом с собой грязного мужика Распутина?

Потом говорили, что Мама, как истеричка, не только меняет свои привязанности, но одновременно увлекается многими.

Какая пошлость, какая грязь!

Саблин, как и мы все, считает старца нашим лучшим другом. Охранителем царского покоя и величия. И он никогда не был для Мамы тем, кем они его считают. Он ей ближе других, как собеседник, как истинно преданный престолу человек. Она любит с ним говорить. Она его отличает среди других. Но точно так же относится к нему и Папа.

Мама, при ее характере, так трудно сходится с людьми. И поэтому каждая ее улыбка на счету. За ней в буквальном смысле следят, осуждают за то, что всякой другой – не только женщине, но и царице – прощают легко.

* * *

Говорят, что Россия – страна неожиданностей. И все эти неожиданности чаще всего рождаются в Москве. Москву считают городом патриотов, любящих царя и отечество. Но в последнее время оттуда идет нечто противное патриотизму: козни, клеветы, умаление царского достоинства. Все это исходит из Москвы.

Старец был там. Был среди женщин, которых исцелял. Ну и вокруг него создали грязную историю:

«Пил… кутил… были женщины…»[239] – так они говорят о старце[240].

А они, те, кто клевещет, что же, они из щелочки видели старца с женщинами? Нет, они были вместе с ними. И эта мерзкая шлюха, графиня Шереметьева, что подняла весь скандал, – как попала в кутящую компанию?

В донесении генерала Адрианова (московский градоначальник) читаем такую историю:

«Старец Распутин в «Яру», кутил. Были некоторые дамы. Позвали цыган. Они пели и плясали. И во время пляски старец заставлял графиню Шер. плясать, а когда она отказалась, то он будто бы сказал: «Пляши, для меня и царица пляшет!»

Ну и еще что-то.

И эта мерзавка обиделась за Маму и подняла скандал. Если во всем разобраться, то ясно видно, что графиня Шер. чем-то обижена. И уж конечно не из-за оскорбления Мамы, а из-за себя. Если бы она действительно обиделась за Маму, то постаралась бы замять всякие о ней разговоры, а не подымать скандал, который проник даже в газеты.

И еще эта «святая отшельница», в. кн. Елизавета Федоровна, руку приложила ко всем этим гадостям.

Папа, узнав об этом, только сказал:

– Мне стыдно за тех русских дворянок, которые кутят вместе с мужчинами в кабинетах, где поют цыганские хоры. Хористки кормятся этим, ладно, ну а дамы?

Когда стали обращать внимание Папы на присутствие старца и на его якобы упоминание о Маме, он возразил: