Воспоминания

За несколько дней до отъезда заготовлялась провизия — пеклись пирожки со всевозможными начинками, жарились и варились куры, разливался по бутылкам черносмородиновый квас, сбивалось молоко и т. д. Наконец как-то ранним утром мы отправились в дорогу. Мать, ее две сестры, дядя, двоюродная моя сестра с нянькой и я, — таков был состав нашей компании. Часть едущих разместилась в большом открытом дормезе 3* , запряженном четверкой, а остальные в тарантасе тройкой. Ехали мы долго — надо было покрыть верст четыреста — пятьсот. Вся дорога шла то проселком, то почтовым трактом, обсаженным березами, то какими-то окольными петляющими путями. Сперва добрались до старинного города Шацка, а затем через Сасово на Саров. Смутно помню наши ночлеги в сельских почтовых дворах и в случайных избах. Обычно на пол наваливалось сено и все ложились вповалку. Ночью под потолком заглушенно гудели мухи и таинственно шуршали за обоями тараканы. Ярко остался в памяти эпизод, когда мы под вечер сбились с пути — становилось все темнее и темнее, все ярче и ярче светились звезды, все ощутительнее делалось прикосновение влажного тумана, а мы все колесили и колесили по какому-то оврагу, тщетно пытаясь из него выбраться. Старшие волновались, я заснул под их волнение и проснулся лишь на другой день в солнечной просторной горнице в новой избе.

Так же хорошо помню мордовский край — живописных крестьян и крестьянок, одетых во все белое с красными и золотыми украшениями, с белыми онучами, перевязанными черными повязками от лаптей. Мать захотела обязательно купить такой костюм для музея отца, что и сделала, соблазнив какую-то молодуху десятирублевым золотым; отъезжая, мы слышали, как на злополучную женшину напали старухи и чуть ее не избили за продажу праздничного, подвенечного костюма.

К вечеру на четвертый или пятый день мы въехали в шептящийся бор мачтовых сосен. Яро горели червонные стволы деревьев-великанов, а внизу переливался изумрудами бархатистый мох. Экипажи мягко шуршали по дороге, покрытой иглистым ковром, и вдруг, за неожиданным поворотом, в конце дороги засиял золотым куполом и белоснежными стенами, словно сказочный, монастырь, залитый заходящим солнцем, — Саров. Монастырский привратник указал на гостиницу — невзрачное, серенькое деревянное здание. Нас приняли радушно — ведь, пожалуй, мы были тогда единственными гостями. Отвели несколько комнат, спросили, что хотим покушать с дороги. Старшие заказали что-то. Среди прислуживающих монахов произошло какое-то замешательство. Они покорно поклонились и исчезли. Через несколько времени появился какой-то более старый монах, который, всячески извиняясь, объяснил, что монастырь сегодня гостей не ждал, что день постный и что, к сожалению, они могут нам предложить только постные блюда, так как других в монастыре нынче нет. Старшие, естественно, согласились. Из нашего окна я видел, как старенький монах поспешно погрузился в утлую лодочку с удочками и через полчаса привез для нас с полдюжины только что пойманных упитанных карасей.

Выспавшись, на другой день мы отправились осмат ривать монастырь. В те времена он совершенно не походил на то, во что превратился через десятилетие. На всем лежал отпечаток аскетической бедности. Монахи ходили в рясах из домотканого холста, богатых богомольцев из «господ» почти не было за исключением немногих купцов среднего достатка, во всем царствовала простота, граничащая с убожеством. Днем монахи плотничали, огородничали, вели земляные работы. Была лавочка, где продавались изображения Серафима Саровского, но на них он фигурировал без чиновного осветительного нимба вокруг головы и именовался просто старцем. На могилке святителя молебнов не служили, а отправлялись лишь панихиды. Пробыли мы в Сарове несколько дней, всецело подпав под его своеобразное серьезное, но задушевное очарование, ходили к дальней келье старца, где он якобы принимал Александра I* и где и скончался. Бродили по саровским лесам, посещали «Святой ключ» и гигантский плоский камень, на котором молился подвижник. Ездили мы и в Дивеево*, но этой поездки я не помню. Обратная дорога домой, как это ни странно, абсолютно мне не запомнилась — очевидно, первые впечатления были настолько сильны, что вытеснили последующие.)