Воспоминания

Как это случилось, не знаю, но мы опоздали к обеду, и гости нас ждали. Конечно, мы были очень этим смущены. Когда мы сели за стол, мой сосед граф Сергей Зубов сказал мне, что только что в саду ресторана потерял запонку работы Фаберже, которую очень любил, она была ему дорога как память. Он предполагал, что потерял ее около нашего столика, но ее никак не могли найти. Я посоветовала ему обещать послать в Падую Святому Антонию небольшую сумму для бедных, как делала сама в случае потери. Я рассказала ему, как в Стрельне, собирая грибы, потеряла брошку, подарок Наследника, и заметила пропажу, лишь вернувшись домой. Я вспомнила совет, данный нашим старым другом, Митей Бенкендорфом, и тотчас обещала послать Святому Антонию в Падую пожертвование на бедных и, побежав в сад, к тому месту, где собирала грибы, вспомнила, как Вова вскочил мне на плечи в то время, как я наклонилась взять гриб. Веря в чудесную помощь Святого Антония, я сунула руку в глубокий мох, который рос на этом месте, и мои пальцы ощутили потерянную брошку где-то в глубине мха. На следующий день я послала деньги в Падую. Я посоветовала графу Зубову обещать, но очень искренно и с верой, послать в Падую пожертвование, и он увидит результат. Он мне ответил, что, конечно, пошлет в Падую деньги от всего сердца и с верой. Не успел он закончить свою фразу, как один из лакеев принес ему потерянную запонку. Она была найдена не там, где он предполагал, а на дорожке, по которой все проходили, и ее легко могли затоптать в траву или гравий. Лакей рассказал, что, идя по этой дорожке, он заметил что-то блестящее на земле, и это оказалось запонкой. Граф Зубов был в большом восторге и сердечно меня благодарил за добрый совет.

После очень оживленного обеда мы всей компанией поехали в Кавказский ресторан, где к нам присоединился Великий Князь Дмитрий Павлович. Мы взяли отдельный кабинет, откуда могли слушать музыку и видеть общую залу, где танцевали.

Так отпраздновали мы совершеннолетие Вовы, все были веселы и приняли сердечное участие в нашем семейном празднике.

Осенью 1923 года, 21 октября, ко мне на виллу «Алам» приехал с визитом Н. П. Карабчевский с женою. Когда мне доложили об их приезде, я была крайне удивлена. Если бы он приехал один, может быть, я его и не приняла бы, но мне неловко было отказать его жене в приеме. Тяжело было видеть, как этот старик, гордость и слава русской адвокатуры, вошел ко мне и чуть не бросился на колени передо мною, умоляя о прощении, что отказался прийти ко мне на помощь после переворота. Он мне стал даже жалок, как жалки были и многие другие после переворота: позднее раскаяние, подумала я…

Чтобы загладить свою вину передо мною, он просил меня дать ему возможность написать мои воспоминания, так как он знал меня хорошо. Но я отказалась от этого предложения.

В одну из поездок в Париж я видела спектакль Александра и Клотильды Сахаровых и нашла, что в своем роде это было совершенство. Я послала им цветы с несколькими хвалебными словами по поводу их исполнения и получила от них ответ: «Позвольте нам хотя бы немного поблагодарить Вас за большую радость, которую Вы нам доставили. Мнение такой великой и единственной артистки, как Вы, будет лучшим залогом в наших исканиях новых достижений».

Потом я видела Сахаровых еще в Экс-ле-Бен. Их стилизованные танцы и тщательность отделки малейшего движения, позы и костюмов, несомненно, были исключительные по вкусу и таланту исполнения.

В ноябре 1925 года я приняла православие, на Пасху следующего года впервые говела и причащалась вместе с Андреем и Вовой. Я была счастлива. Хотя по рождению я была католичкою, православная вера мне всегда была близка, так как я не только часто посещала русские храмы, но и училась Закону Божьему у священника театрального училища отца Пигулевского, который впоследствии учил также и Вову. Мы оба храним о нем светлую память.

В 1926 году, 2 мая, в Пасхальную ночь, я пригласила к себе на виллу «Алам» С. П. Дягилева, Корибут-Кубитовича и артистов его труппы: Сергея Лифаря, Бориса Кохно, Тамару Карсавину, Петра и Федю Владимировых и некоторых других. Все собрались у меня на вилле, откуда поехали в заказанных мною автокарах в Ниццу в собор и после заутрени вернулись разговляться ко мне на виллу, где был приготовлен пасхальный стол с пасхами, куличами, крашеными яйцами, окороками и всякими другими яствами. После ужина стали танцевать. Сережа Лифарь, выпив за ужином, начал ухаживать за Тамарой Карсавиной, что очень не понравилось С. П. Дягилеву, и он положил этому конец, сказав: «Молодой человек, вы, кажется, слишком развеселились, пора домой», и они оба уехали в Монте-Карло. Сережа Лифарь подробно описывает эту Пасхальную ночь в своей книге.