Воспоминания

Никогда еще Дедово не казалось нам так прекрасно, а мой отец вечером пошел в рощу и там целовал землю. Двор был еще в тенях и на окнах белые шторы, когда мы подъехали. Из Надовражного доносился звон к обедне, стоял первый Спас[25]. Я сбегал к обедне, наскоро поздоровался с Зязей и ее сестрами и был уже на большом балконе в разгар утреннего чая. Веселая и нарядная тетя Наташа рассказывала мне все местные новости и о болезни отца Иоакима, у которого явилась невралгия в ноге. Все-таки он приехал в то утро со святой водой и, только взбираясь на телегу, кряхтел и охал. После чая я побежал опять в Надовражное, где опять был чай и все в праздничном настроении. У старой матушки гостили Коля и Надя Величкины. Коля весной кончил семинарию. Идти в академию[26] и принимать духовный сан ему не хотелось, он мечтал об университете. Тетя Наташа дала ему рекомендательное письмо в Петербург и предложила остановиться у дяди Тяпа. Я не сомневался, что Коля поступит в университет, и с нетерпением ждал его возвращения из Петербурга. Раз вечером, подходя к хижине матушки, я услышал веселый голос Коли, выходившего гулять с соседними помещиками. Увидев меня, он закричал:

   — А! Сережа! Поздравь меня студентом университета!

Затем глаза его потухли.

   — Нет, мой друг, ничего не вышло. Только что вышел закон, воспрещающий семинаристам поступать в университеты, кроме Томского и Варшавского. «Очень жалею, молодой человек, что ничего не могу для вас сделать!» — сказал мне министр.

   — Что же ты будешь теперь делать? — взволнованно спросил я.

   — Ну что же? Стану священником. Будет у меня молоденькая, хорошенькая матушка! Чем не жизнь?! — и он запел на весь лес своим мощным тенором.

Надя оттащила меня в сторону:

   — Не слушай его, не слушай! ведь он комедию ломает, он в полном отчаянии!

Я подумал, что Надя преувеличивает, но она была права. В священники Коля, помня историю своего отца, не собирался и даже дал слово, что его дети никогда не будут учиться в духовных учебных заведениях. Через месяц он оказался учителем в глухом селе Старый Ям, где жил отшельником, играл на скрипке и читал Байрона и не обращал внимания на заигрывания сельских красавиц, хихикавших под его окном метельными вечерами[27]. Август он провел у своей бабушки, и мы часто вечерами ловили с ним рыбу на пустынном Коняшине. Я сообщил ему, что Бог — только положительный идеал. Коля пожал плечами и перекинул удочку.

   — Как так идея? Бог есть живое существо, а не идея.

Не умея возразить, я накинулся на другой пункт:

   — Католики правы, что Дух Святой исходит от Сына. Христос говорит: «Приимите дух свят!»

   — Ээ!.. Это значит, что он временно ниспосылается Сыном, а исходит он только от Отца!

Я был очень огорошен.

   — Тебе, Сережа, надо поступать не в университет, а в духовную академию. Ведь тебя богословие всего более интересует, — заметил Коля, снимая рыбу с крючка. Затем, откинув голову и морща нос, подымая черные брови и мечтательно щуря глаза, запел:

   — Тебе, одеющагося светом яко ризою, снем Иосиф с древа с Никодимом[28].

Тети Саши в то время не было в Дедове. Весной ее отвезли в психиатрическую больницу на окраине Москвы. Мой отец навещал ее и вернулся очень печальный:

   — Совсем, совсем плоха тетя Саша.

Между тем в Москве начинался театральный сезон. Я жадно накидывался на газеты, следя за новыми постановками, и прямо с вокзала поехал в билетную кассу Корша.

Глава 2. Я распускаюсь. Смерть директора. Нестеровщина