Воспоминания

Первым длительным горем моей жизни была вражда между моей матерью и няней Таней. Это началось, когда мы переехали в Сивцев Вражек, раньше ничего подобного не было. Ни в прежней квартире, ни в Италии мама с Таней не ссорились. Отчего возникла ссора? Может быть, мать начинала ревновать меня к Тане; может быть, Таня, чувствуя, что моя привязанность делает ее особо влиятельной в доме, начинала иногда вести себя немного нахально. В пику Тане моя мать возлюбила Наташу Попкову, поступившую к нам в горничные. Попковы в Дедове были первыми после Григория приближенными ко двору моей бабушки, и эти две семьи — Попковы и Арендателевы — ненавидели друг друга. Впрочем, сам Григорий едва ли когда-нибудь ненавидел; все дело было в бабах.

Иван Николаевич Попков был иного культурного типа, чем Григорий. Происходил он из дьячков, о чем отчасти свидетельствовала его фамилия; извозничал в Москве, крестьянин был неважный, но хитрый и обходительный, со вздернутым красным носом. Жена его Алена Максимовна была баба тонкая и слыла в деревне ведьмой. Она умела очаровывать барских детей и дарила мне двухжелточные яйца. Ходили темные слухи, что в раздоре между Попковыми и Арендателевыми была романтическая подоплека. Болтали, что Григорий пережил увлечение «ведьмой» Аленой Максимовной. Вероятно, то была брехня. Правда, богатырь Григорий Семенович обладал сердцем нежным и чувствительным и после смерти дряхлого отца, вместо того чтобы радоваться исчезновению лишнего рта в доме, потерял сон, плакал по ночам и, съездив к земскому врачу, привез склянку брома, но все же представить себе Григория страдающим от чар Алены Максимовны я отказываюсь… Нет, это выше моего воображения. Родители, покровительствуя моей дружбе с детьми Григория, к семье Попковых относились не без опасения и контролировали наши отношения. И действительно — никто другой, а именно Иван Николаевич Попков преждевременно изъяснил мне, чем мерин отличается от жеребца, а я поторопился поделиться новыми сведениями с тетей Наташей.

Не из какого другого места, а именно из избы Попковых принес я на усадьбу песню о том, как милый покинул девушку и оставил ей на память малютку на руках:

Лишь взгляну я на малютку —
Точно миленький сидит.

И вот курносая Наташа Попкова водворилась у нас в Москве, и мама решительно стала оказывать ей предпочтение перед Таней. До меня доходили ужасные слухи о том, чтобы отправить Таню и оставить одну Наташу. Таня ревновала к Наташе безумно. Раз, когда я имел неосторожность рассказать ей, что я гулял с Наташей у храма Спасителя и было очень весело, Таня злобно ответила:

   — Ну, что же. Вот и останешься с одной Наташей, если тебе с ней весело.

Какие-то интриги вела Алена Максимовна, появляющаяся иногда в кухне. Раз Таня сообщила мне, что у Попковых умер мой любимый жеребенок, которого я нашел заброшенным в лесу, кормил с рожка молоком и отдал на зиму к Попковым.

   — А жеребенок умер, — воскликнул я, вбегая в гостиную.

   — Ах, дура эта Таня, — раздраженно заметила моя мать, обращаясь к отцу: — Алена сказала мне по секрету, чтобы я не говорила Сереже, понимая, как это его огорчит, а Таня все разболтала.

Я бегу к Тане.

   — А мне Алена велела тебе рассказать, — говорит Таня, и лоб ее омрачается, — она больно хитра.

Особенно скверно бывало, когда Таня как-то украдкой убегала «постирать». Не понимаю, почему стирка белья была таким незаконным явлением, тем более что у бедной Тани не могло быть к ней особого пристрастия, так как она страдала ревматизмом в руках и пальцы у нее распухали от стирки, — но от одного слова «постирать» мне становилось грустно. Начинался какой-то секрет между мной и Таней, секрет открывали, и в гостиной разражался скандал.

Однажды мои родители сидели за послеобеденным чаем, и Таня о чем-то препиралась с мамой. Вдруг Таня говорит вызывающим и насмешливым голосом:

   — Барыня, ведь Сережа-то мой.

   — Нет, не твой, а мой, — мрачно и серьезно отрезала моя мать.

Потом на кухне я слышу хихиканье Тани; издеваясь над мамой, она рассказывает Наташе про — «нет, не твой, а мой», — а Наташа взвизгивает:

   — Таня, да ну, как не совестно.

Я глубоко возмущен и оскорблен за маму: я начинаю понимать, что ее баловница и любимица Наташа Попкова нисколько ее не любит и готова издеваться над ней с Таней, забывая взаимную вражду и соперничество, соединяясь вместе против враждебного существа, имя которому «барыня».