И вот настал момент, когда потребовали от Марии Федоровны, чтобы и она уехала в Боровое. Вот как она описывает в письме ко мне свои переживания, связанные с отъездом из Москвы. Ее настроение характеризует переживания многих советских людей того времени: "Уехала без денег, бросив на произвол квартиру, вещи, книги, рукописи, словом как сумасшедшая... Меня мучает то, что я согласилась уехать, что я уехала из Москвы, не осталась на посту, что я поддалась страху за детей, которые попадут без меня в детдом, где говорят на неизвестном им и трудном казахском языке, где они погибнут, за дочь". Далее, она мне сообщает, что послала в Казань, где тогда находилась часть Президиума с вице-президентом О. Ю. Шмидтом во главе, две телеграммы с просьбой выслать денег, но ответа не получила. В том же письме (от 8 ноября 1941 г.) она просит меня узнать адрес Надежды Алексеевны Пешковой, живущей в Ташкенте. Ее заботит судьба семьи Горького.
В Боровом Мария Федоровна вела весьма полезную работу по культурному обслуживанию академического населения. И все же она все время пребывания в Боровом тяготилась своей жизнью и только и мечтала о возвращении на свой пост. Наконец, 17 февраля 1942 г. она сообщает мне о получении моей телеграммы с распоряжением Президиума вернуться в Москву. К сожалению, преклонный образ и болезнь, пережитые потрясения так и не позволили долго трудиться, как она мечтала, на посту директора Дома ученых. Февральская революция (1917 г.) застала меня по дороге из Петрограда в Полтаву в Харькове, где я принял участие в аресте губернатора (кажется, князя Оболенского).
Прибыв в Полтаву, я вошел в местную партийную организацию, обнимавшую как меньшевиков, так и большевиков. Однако все члены организации принадлежали к интернационалистам. Одним из активных деятелей партийной организации был Костя Ляхович, женатый на дочери Владимира Галактионовича Короленко Наталии Владимировне.
С Полтавой связан небольшой период моей жизни, но очень тяжелый и радостный одновременно. Меня скоро избрали заместителем председателя Совета рабочих, солдатских и селянских депутатов. Дела сложились так, что я стал фактически председателем. Ввиду особого положения Украины предполагалось, что Совет должен возглавлять военный товарищ, бывший председателем Военно-революционного комитета, так как приходилось ожидать выступления белых генералов. Мы с военным товарищем готовились к отпору контрреволюции.
В партийной организации и у нас шли постоянные дискуссии о путях дальнейшего развития революции. С того времени прошло сорок пять лет, срок достаточный, чтобы изгладились из памяти имена товарищей, с которыми мне пришлось работать. К сожалению, я никогда не вел дневников. Бои в организации были очень острые, так как в ней, как уже сказано, состояли и правые меньшевики, и твердокаменные большевики. Ляхович, игравший в организации большую роль, хотя и принадлежал к интернационалистам, по существу, высказывал довольно умеренные взгляды, и нам часто приходилось расходиться с ним по актуальным вопросам.
В Полтаве в то время был большой военный гарнизон. Время было очень горячее; солдаты только-только получили возможность разорвать цепи рабской дисциплины, тая в себе чувства ненависти к своим мучителям. Офицеры находились под постоянным страхом самосуда со стороны солдат. На мне лежала забота об ограждении офицерства от расправы с ними солдат. Обычно дело происходило таким образом. Солдаты, заметив на улице офицера, накидывались на него. Кто-нибудь спешно сообщал в Совет об этом. Тогда я схватывал машину и спешно отправлялся к месту инцидента. Овладеть разыгравшейся стихией было подчас очень трудно, и я сам часто оказывался в опасном положении. Мне приходилось выслушивать оскорбительные возгласы по моему адресу. А иногда и серьезные угрозы. Бывало, в казармах споры между солдатами на политические темы заканчивались дракой с угрозой применения оружия - они все были при оружии. И тогда тоже приходилось выезжать в казармы с целью умиротворения и вмешательства в их споры. Такие выступления приносили мало приятного. Но все же, в целом, могу с удовлетворением констатировать, что драки улаживались и оканчивались примирением.
В сентябре (с 14-го по 22-е) в Петербурге было созвано так называемое Демократическое совещание с целью образования нового Временного правительства. Так как корниловщина окончилась крахом, старое Временное правительство распалось. В стране происходил явный процесс все большего левения, перехода народных масс на сторону большевиков. Меньшевистско-эсеровский ЦИК Советов надеялся поправить свои дела созывом "Демократического совещания".
Демократическое совещание было подтасовано, или, лучше говоря, фальсифицировано. Достаточно сказать, что городским самоуправлениям было предоставлено 300 мест, земствам - 200, а Советам всего 230 голосов.