Воспоминания

Сделав свое дело, я, грешный, подумал: что–то больно быстро и бесконтрольно с моей стороны закружились события! И вообще… какого дьявола все это дает мне, кроме грядущих неприятностей с Первыми отделами? Бумага о «засекречивании» меня (ФОРМА) /!/ лежала себе у первоотделки Тонички (И тут Тонички!) в сейфе. Никто, — ни Сапрыкин, ни Мерецков с Косюшкою, ни мои коллеги по комиссиям, ни тем более напуганные случившимися ЧП их виновники или созерцатели, — никто ни в Зашейке, ни здесь, на Вилюе и думать не думал СПРОСИТЬ у меня «форму». Положено так, или незаметно для себя я перешел некую невидимую черту, за которой «введение во храм»? Быть того не может. И в один не очень прекрасный день меня патриоты прищучат. Зачислят в шпионы. И все эти милые люди — от Сапрыкина и Мерецкова до Косюшки и Охлопкова, как и положено корпорантам, продадут меня с бутором какому–нибудь первонабежавшему оперу контрразведки… Или впервой мне оказываться в подобной легко прогнозируемой ситуации? Со смертью товарища Вождя человечества уголовный–то кодекс не отменен. И ****ство человеческое с его апологетами и продвигателями остается незыблемой повседневностью — тому порукою поведение государственников из Мурманского обкома, свеженькое совсем, не остывшее еще.

…Знал бы я, жалея себя тогда на Вилюе и позже чуть, чем на самом деле завершатся мои тамошние инициативы году этак к 1969?; Только сойдут уже к тому времени истинные благодетели мои Сапрыкин Василий Андреевич и Кирилл Афанасьевич Мерецков — независимые ценители событий — в могилы свои, не оставив меня и за гробом вниманием своим и поддержкою в новой поросли догнавших их учеников…

Вернувшись в Москву, встретился с Мерецковым. Он не скрывал, что миссией моей в Зашеек и на Вилюй доволен. «В инженерной ее части», — сказал с нажимом. Только в инженерной части, — Что касается «вольных похождений» на поприще «свободу узникам капитала» — пусть разбирается с тобою собственное начальство. Но совет: побереги рога! Не знаешь, с кем связался? Или надеялся, что мы тут, из Москвы, поможем? Вот как твой Руденко–прокурор? Он, по–первости, решил, что ты — из нашего ведомства. И попросил вперед в такие дела с обкомами его не впутывать. Сечешь?! Правильно, — слава Богу, калька нашлась, и при ней человек не ординарный. Получилось. Смотри, парень, оберегайся.

— И бросай запросто, из самообережения, ни в чем не повинных мужиков? Спускай этой руководящей сволочи, до бесконечности, до смерти своей наглое паскудство её?!

— Спускать не надо. Только к гонору стоит мудрость прилагать для контроля, хотя бы. А ты контроль утерял. Думай!

— Я Кирилл Афанасьевич, думал. Очень думал. Потому что не обдумывая знал: стоит им этих четырнадцать «предварительно арестованных» дембелей перевести в подследственные да ещё в следственные изоляторы — им не только что калечка с дедом и мой кросс по штольням не помогли бы — сам Господь Бог не достал бы их там, куда при таких делах люди попадают. Или вы сами того бы не сделали, что и я, случись вам оказаться в подобной ситуации?

— Ты меня не доставай, пожалуйста, «ситуациями». У меня своих хватало. А что получилось — знаешь… В воскресенье на даче ждем. Давай!

Воскресенье мы провели с ним; Ночевали на даче. И в Москву, на Фрунзенскую (в ГЛАВНОЕ ВОЕННО-ИНЖЕНЕРНОЕ УПРАВЛЕНИЕ), возвратились часам к восьми. А в девять ровно, когда у нас в ЦНИИОМТП начался рабочий день, Кирилл Афанасьевич позвонил Сапрыкину. И не спросив меня, предложил ему оформить мой перевод… к нему, в Военно–инженерное управление…

— А Бехтин? Он… — проблеял в селекторе Василий Андреевич.

— Бехтина ты и уломай, Вася. Ты ж у нас «дипломат».

— А Додин–то — он что, согласился?!

— Врать не буду. Но это опять по твоей части. Потом: ты ему сколько отваливаешь? Сколько–сколько?! А-а!… «Когда защитится!» А мы все эти его проблемы разрешим враз. Так и передай ему, — он покосился на меня, — и с содержанием, и с жильем, — со всем, словом. Давай! — Так вот, Вениамин. Или ты много в зэках поднакопил и тебе сам сват не брат? Или, может, наследство? Подумай. Конечно, дело это сугубо индивидуальное. Но когда–то надо свое будущее как–то предвосхитить и сконструировать. Воспользоваться возможностями, случаем, наконец. Или ты не понимаешь, сколько заслуженных и достойных офицеров, — с ромбиком и без, — по стране не мечтают даже о таком — чтобы их сам Мерецков к себе позвал на службу… Думай!… Чего молчишь!… Я тебя не неволю. Раз! Я тебе сроков не назначаю. Два! Я даже не обижусь, не дай Бог, если не согласишься. Я, может, для тебя только это и делаю — предлагаю, — судьбы наши перехлестнулись как–никак. Все же ты еще и Жоре Иссерсону друг. И Георгий Константиныч, — вот, — тебя знает, …хотя пусть не знал бы…

Вышел я от Мерецкова будто побитый…