— Хватит мне было говорить об этом другому идиоту! Ты–то зачем в своей Арктике погубил десять лет жизни? Тебя, что, суд приговаривал там отбывать?
Несколько мгновений было тихо. Потом Изя полуторжественно–полутрагически произнес:
— Так сложилось, мама.
— А у него тоже «сложилось», или все–таки его сложили? А?
— Постойте, постойте, — спохватился я — Это о какой Арктике вы говорите?
— О той же, — ответил вместо нее Исаак. — Как–то не пришлось на эту тему поговорить… Жизнь такая, что все превращает в рутину… Давай, выпьем, братик.
До глубокой ночи, опорожнив уже не помню сколько армянского розлива бутылок, мы «выясняли» сперва подробности полярной биографии моего друга. Конечно же, с широкими, но весьма уточняющими комментариями исааковой мамы. Изя был всегда человеком открытым, но таких откровений я от него не ожидал. Мог ли я предполагать, — привыкший быть «представителем» в средних широтах Высоких Полярных широт, — что скромный мой одноглазый друг более десяти лет оттрубил/в Арктике? И все эти годы — в роли Главного врача полярной авиации?! Мог ли представить, что созвездие полярных летчиков, штурманов и радистов штучной работы, принесших славу отечеству, России, известные всему миру первооткрыватели, и герои Второй мировой войны, — все они, без исключения, были и еще остаются его пациентами и друзьями… Причем, иначе и быть не может, потому что кто есть врач для своих постоянных и неизменных пациентов, — главный доктор, от которого зависят не только самочувствие твое и даже здоровье, но право на пребывание, — на жизнь! — в САМОЙ полярной авиации. Право на полет в завораживающих душу и рвущих сердце ледяных просторах — на единственную и самую прекрасную мужскую работу?!
…Несомненно, настоящий «Армянский» очень способствует выяснению самых затаенно–трепетных чувств, запрятанных у мужчин где–то в районе поджелудочной железы, когда волшебный этот напиток закусывается… чем–то таким… необычайно… конечно… словом, которое тетя Роза все подносит, и подносит… Всякое там… И не где–то тут к столу на Осипенко в Замоскворечье, а совсем не тут, не тут совсем! А там… Там, в крохотной квартирёшечке Ашкенази в Лефортово… За Басманными улицами в Старой Немецкой слободе… Когда… на фиг нам завтрашняя контрольная по физике… готовиться к ней… А вовсе молодая ещё тетя Роза приоткрывает створку «очаковских и покоренья Крыма» времен буфетика и достает оттуда терпимо–прекрасно воняющую рыбку «горячего, черт побери, копченьица…» Дома у меня такую сроду бы не догадались подать… детям. Сперва — с вечера — по–одесски угостили бы стариков. Ну, а если… полный порядок, то… дали бы детям, на здоровье…
Что, пусто?! … А, «хватит»! А кто это сказал?… И в конституции, — в основном законе, — нич–ч–чего по поводу «хватит» не начертано-с…
Трижды — последний раз в восемь утра — Розалия Израилевна звонила Нине, объясняя: мужчины вспоминают минувшее. Эта фраза ей нравилась и произносилась в ключе: «Суд идет!»
* * *
Вот что, я тебя познакомлю с отличным мужиком, — продолжал, проснувшись, Исаак. — С Марком Шевелевым. Он теперь в Полярке главным — не-е, не врачом — Начальником. А раньше был начальником Главсевморпути, — не мог ты его не знать, или хоть не слышать о нем! Знал? Отлично! А, ты его знал, а он тебя — нет. Ну, узнает теперь.