Воспоминания

Он что–то хотел сказать, подался даже из лонжерона своего, но тут как раз машина подошла. Секретарша вестовому вслед вошла–вплыла с новыми пакетами. После чего на подносах, в вазочках, появились маленькие совсем хлебики, и из старого ещё «ЗАРЯДЬЯ» фляки господарские. И большие открытые уже стеклянные банки с красной чавычевой икрой–пряженкой. Такая не на рыбзаводах где–то, — такая в вотчине шевелевской производилась в Оле, на Восток от бухты Нагаева в Охотском море. Она только для «чистых» вымачивалась — для Пилотов и Штурманов. А начальничкам в Кремле она не доставалась — рожею начальнички по шевелёвски не выходили, значит…

Так подробно — про булочки и про икру — потому, что в тот мой первый приход к Шевелеву мне каждая мелочь запомнилась, будто происходило все в детстве, когда каждый шаг — новый, каждое лицо — событие. Уверен совершенно: именно в кабинете у Марка Израилевича Шевелева детство мое «арктическое–челюскинское» обернулось, — после 15 лет каторги (и каторги Арктической тоже — без Арктической то как?!), — не менее счастливой взрослостью настоящего приобщения к делу погружения в истинный Север.

И чудо это материализовалось тут же, в лице не одного только Марка Израилевича Шевелева… Но нового человека. Вослед за секретаршей с вестовым с чавычевою икрою от Нептуна. Вплывшего, — загребая по–хозяйски, — в шевелевский апартамент.

Был человек высок. Худощав. Моложав. Одет с иголочки. Подстрижен аккуратно. Четкого рисунка овчарочьи совершенно светлые глаза его с гильотинно опущенными краями век по–дальномерному широко сидели на внешне простоватом, крепко обветренном лице.

Первое впечатление: хо–ор–рошо набравшийся скандинав–матрос — насторожен, собран, приготовлен. Сейчас приступит… Здесь тоже подробно из–за того, что с ним, — Игорем Григорьевичем Цалюком, — тогда Начальником отдела капитального строительства Полярной авиации Министерства Морского флота, а чуть позднее — главным инженером и, наконец, управляющим треста АРКТИКСТРОЙ того же ведомства имел я удовольствие и даже счастье оттрубить более тридцати пяти лет рука–об–руку. До позорного, — позорней некуда, — развала безразмерной глинобитной Державы… Аэродромщик экстра класса, он, — командуя, — полстолетия обеспечивал всю «наземную» службу и технику «взлета–посадки». И где? На сложнейшем «аэродроме» планеты — в обеих Арктических зонах…

Будто давно зная меня, Цалюк предложил: — прошу ко мне! Поговорим о работе /?/ … Тут я не сразу нашелся что ответить… Он же, — вроде бы, — не знал ничего ни меня ни обо мне!?

Чуть позднее Изя разъяснил: — Цалюк уловил впечатление Марка Израилевича о тебе. А Марк — волхв, — людей чует «при подлете». И никогда не ошибается. Понимаешь, кроме руководства особыми службами гражданской авиации до начала и по окончании Второй мировой войны, он был на ней Начальником Штаба Дальнебомбардировочной авиации у основателя её и бессменного командующего САМОГО АЖ Александра Евгеньевича Голованова… Ну, да, ну, да… для тебя Голованов человек свой. Близкий… Попытайся тогда понять и Марка. Ну и Цалюка…