Воспоминания

О детстве и юности Каменской подробно рассказано в «Воспоминаниях». Воспитывали ее в явном соответствии с педагогической теорией Ж.-Ж. Руссо, в свободе и доверии, и в духе присущих ее родителям гуманистических убеждений. Росшая в артистическом кругу, вдали от большого света, она не приобрела и обычных светских пороков, сохранила простоту, естественность и здоровые чувства. По своей красоте она могла рассчитывать на блистательную, по светским понятиям, партию. Но и среда, и воспитание, и пылкое воображение заставляли ее искать не просто героя, но героя романтического. Первым ее избранником стал знаменитый в ту пору драматург Нестор Кукольник, чей блистательный портрет кисти К. П. Брюллова наверняка памятен читателю (длинные, до плеч, волосы, черный глухой сюртук и цилиндр в руках). Возникшее чувство было обоюдным, но увенчаться браком не могло: Кукольник был женат, хотя и не слишком афишировал это обстоятельство. Женился он еще до своего приезда в Петербург в 1831 году, а с Машенькой Толстой они познакомились в конце 1833 года. Марья Федоровна либо действительно не знала о жене Кукольника, либо пожелала как-то выгородить дорогого ей человека, но только в «Воспоминаниях» обстоятельства их разрыва окружены таким туманом, что заставляют читателя строить самые разные догадки.

Окончательно вытеснило из ее сердца первую любовь и решило дальнейшую судьбу появление в 1837 году нового героя — молодого беллетриста Павла Павловича Каменского (1810–1871), красавца с черными бархатными глазами, вояку-«кавказца» с Георгиевским крестом в петлице, «друга» и подражателя Марлинского, краснобая, остроумца, певца, танцора и т. д., и т. п. Этот брак стал для Марьи Федоровны источником и большого счастья, и горчайших мук.

Жизнь щедро оделила ее интересными встречами с писателями, художниками, актерами (лишь часть этих знакомств отражена в «Воспоминаниях»), М. И. Глинка дружил с ее мужем и посвящал ей романсы; К. П. Брюллов писал ее портреты и делал с нее эскизы для своей «Осады Пскова»; немолодой уже П. А. Вяземский, встретив ее как-то в маскараде, подарил на другое утро книгу с посвящением:

Прелестному из всех прелестных домино,
Которое желал бы я узнать без маски; но
Нескромностью боясь нарушить тайну маски,
Готов я, если так, покорно, без огласки
Хранить ее как безымянный клад,
Как сон таинственный, на счастие попытку,
Которую, на радость аль на пытку,
Глубоко в душу мне забросил маскарад[8]

.

Мужа своего она очень любила и не переставала любить до самого конца, несмотря на то, что с годами все заметнее проявлялись непривлекательные черты характера Каменского: лживость, хвастовство, слабоволие и совершенно непостижимое легкомыслие. В конце 1840-х годов, с трудом добившись разрешения на заграничную поездку, он уехал в Англию, где при посольстве служил его брат, а оттуда, не сказав никому ни слова и уж точно без всякого разрешения, махнул в Америку, которую ему внезапно захотелось посмотреть. В Петербурге стали злословить, говорить, что Каменский бросил семью, но он вскоре вернулся… Со службы его к тому времени за, просрочку отпуска выгнали, а самовольное путешествие было чревато серьезнейшими неприятностями. Спасло лишь вмешательство самого императора Николая I, которого Марья Федоровна умолила о прощении мужа. Надо сказать, что Николай Павлович вообще очень благоволил к ней и не однажды исполнял ее просьбы.

Позднее, когда Л. Н. Толстой начал работать над повестью «Хаджи-Мурат» и интересовался личностью Николая I, Е. Ф. Юнге по его просьбе записала для него несколько семейных анекдотов, и среди них такой: «Когда сестра моя была уже замужем, Николай Павлович очень ухаживал за ней в маскарадах. Сестра рассказывала, что за ними там всегда ходил по стопам какой-то субъект; раз Николай Павлович заметил его и обернулся к нему, и субъект вдруг исчез, как сквозь землю провалился. Один раз, тоже в маскараде, Николай Павлович говорил ей, что не знает другой такой умной и привлекательной женщины, как она, и вдруг остановился и сказал: «Просите у меня теперь все, что вы хотите, даю вам мое царское слово, что не откажу, что бы это ни было». Она ответила, что не из корыстных видов беседует с ним, что ей ничего не надо. Впоследствии ее горькая жизнь заставила ее не раз прибегать к императору, который один мог помочь ей»[9].