Воспоминания

Мы, диссиденты, конечно, объединились, потому что знали друг друга до эмиграции; я имею в виду Лимонова, Бахчаняна, Худякова, Леночку, которая была неплохой поэтессой. Нас с Машей, как и всех, разместили в гостинице. Мы сразу решили прогуляться, познакомиться с городом.

Впечатление от Нью-Йорка было апокалиптическое, но в меру. Впечатление усилилось дикими контрастами – с одной стороны, богатые районы, с красивейшими небоскрёбами, но стоило оказаться в соседнем квартале, и сразу перед глазами вставали тёмные, запущенные улочки.

По пути назад, к отелю, мы вдруг увидели сумасшедших. То, что они сумасшедшие, мы узнали потом. Они стояли в застывших позах, растянувшись в цепочку, одетые в какие-то полухалаты, что-то вроде мешков, и неподвижно смотрели вперёд. Мне был непонятен их взгляд, направленный в пустоту. Вид у них был довольно жуткий… А вокруг из канализационных люков поднимался пар, и это добавляло призрачности и тягостной фантастичности окружающему. Это впечатляло.

Придя в номер, мы включили телевизор и сразу попали на мастерски сделанный фильм о мертвецах. Актёры были замечательные – они настолько вжились в роль мертвецов, что сами стали мертвецами. Это даже пугало, и Маша довольно эмоционально отреагировала на этот фильм – она потребовала даже выключить телевизор, когда все эти товарищи с кладбища направились к живым людям. Таким образом, при первой встрече Америка сразу предъявила нам свой главный козырь – кино.

В Америке сразу завертелась жизнь, которая была наполнена надеждами и огромными опасениями, потому что нам необходимо было искать работу, как-то устраиваться. Наши первые дни здесь прошли под знаком взбудораженности. Когда мы выходили на улицы Нью-Йорка, у нас возникало ощущение, что мы находимся в диком лесу – это очень будировало инстинкт самосохранения: ты попал в этот мир, и только от тебя зависят твои жизнь и смерть. Свобода джунглей, одним словом. Это было совершенно поразительное ощущение, особенно для неподготовленного человека, хотя мы уже были предупреждены о некоторых особенностях американской жизни. Дело в том, что буквально накануне у нас была встреча с сотрудником Толстовского фонда. Несмотря на то, что он говорил по-русски, он был американцем, и он предупредил нас, что в Америке каждый сам за себя.

– That’s your business, – сказал он. – Это свободная страна. Мы были несколько шокированы, а этот человек добавил:

– Я поздравляю вас с тем, что вы выбрали свободу.

Ну, что ж, свобода так свобода. Когда мы после этого разговора вышли на улицу, эта свобода ощущалась как если не демоническое, то, по крайней мере, биологическое напряжение. Просто вот ты попал сюда, и ты должен победить – в смысле выжить. Повсюду была реклама, которая орала: «Наслаждайся, наслаждайся, наслаждайся!» Около каждого ерундового заведения, полупивной, полу ещё Бог знает чего, сверкали эти слова. Потом мы вышли на Бродвей, где с одной стороны была цепь порнографических кинотеатров, а с другой – цепь кинотеатров ужасов. Мы с Машей выбрали ужасы, но эти ужасы были, надо сказать, дебильные, в отличие от фильма, увиденного нами по телевидению. Они были очень искусственные, хотя и физиологически отвратительные. Мы ушли.

* * *

Итак, началась наша американская жизнь. Эдик Лимонов довольно активно взялся за нашу литературную реализацию, но проблема была в том, что в Америке о нас никто не слышал, даже о Лимонове, хотя он был более активен. Конечно, профессора славистики знали о нас, но… В общем, мы оказались в мире, который надо было завоёвывать.