Воспоминания

Мне необходимо было понять, чего, собственно, хотят от нас американцы, почему они нас пригласили. В это время как раз Солженицын произнёс свою знаменитую речь в Гарвардском университете. Я видел её по телевизору, и она была совершенно неприемлема для Америки. И вовсе не потому, что она не была антикоммунистической; как раз совсем наоборот – антикоммунизма в ней было выше крыши. Дело было в позиции Солженицына – религиозной и прославляющей не только дореволюционную Россию, но и вообще Святую Русь как таковую. Для американской аудитории это было всё равно, что выпить бочку яда… Я хорошо помню эти каменные лица – не сказать, что исполненные такой уж ненависти, но глубина отчуждения поражала. Вышло так, что американцы хотели сначала сделать Александра Исаевича почётным гражданином США за его глубокий антикоммунизм, а в итоге поставили ему на лбу страшное для эмигранта клеймо: «Он любит Россию». Под Россией подразумевалась не советская власть, а Россия вообще, Россия историческая. Об этом не говорилось прямо, но любить Россию считалось одним из самых страшных преступлений, этого не прощали.

Увидеть, каково было отношение Соединённых Штатов к нашей стране в политическом смысле, чего они хотели от нас и от России, не составляло труда – я к тому времени уже овладел английским языком, и надо было быть идиотом, чтобы в эмигрантской прессе, да и в собственно американской не увидеть, в чём заключалось дело. Можно написать целый труд о том, что собой представляет Америка, но это не тема данной книги, да и я не социолог. Для меня был важен самый существенный момент, который мы с Машей сразу почувствовали – это то, что и в официальной эмиграции, и, главное, в американской политике была совершенно чётко проведённая линия, а именно, что не только коммунистический строй является злом – злом является сама Россия. Ясно и просто. Было совершенно очевидно, что ведётся холодная война не только против коммунизма, но и против России как таковой. Для нас это было абсолютно неприемлемо… С моей точки зрения, это было чудовищно. Да, мы были диссидентами, но мы никогда не были врагами своей Родины; мы хотели спастись от политического гнёта, который, главным образом, выражался в преследовании религии и в отсутствии свободы творчества. Да, мы уехали, чтобы реализоваться, но мы оставались русскими, и Россия жила в наших душах, текла в наших жилах. В итоге мы решили просто не принимать участия в политических шабашах того времени. Меня приглашали на радио «Свобода», но я говорил только о литературе… Помню (правда, это было уже в Париже), кто-то из сотрудников «Свободы» был так возмущён тем, что я ни слова не говорю о политике, что не выдержал: «Вы всё время говорите о поэзии, о Цветаевой, о Блоке, но вы поймите, что «Свобода» – это политическая радиостанция». Мне было ясно, что от меня требовалось, и я отделывался пустыми словами.

Дело не в том, что в американской прессе, тем более в пропагандистских органах, было много лжи о Советском Союзе. Там было и много правды о нашей стране. Всё дело было в том, как подавалась эта правда. А подавалась она отнюдь не с добрым намерением указать на негативные стороны, дабы помочь исправить ситуацию. Цель этой правды была очевидна – провокационным путём ослабить Россию. Для нас такое положение вещей было, конечно, шоком, потому что одно дело выступать против политического строя, а другое – против страны, против своей Родины… Ну, и конечно, встал вопрос о ностальгии. В статье «Русская идея здесь и сейчас» я описал многое из того, что мы тогда чувствовали.

Вместе с тем жизнь была интересной, потому что познавать новый мир – это во всяком случае занимательно, хотя, может быть, в чём-то и болезненно. Кстати, в пользу американской прессы надо сказать, что некоторые газеты – не право-оголтелого, а чисто либерального толка (хотя либерализм на Западе считается крайне правым явлением) – писали о том, что в развитии и наступлении холодной войны, которая являлась чумой для человечества и могла перерасти в ядерную катастрофу, был виноват не только Советский Союз, но и Соединённые Штаты Америки тоже. Вспомним речь Черчилля. Наряду с официальной линией были и другие мнения. В Итаке, недалеко от нас, жил простой американец, квалифицированный, но рабочий… Обычно он работал по две смены, потом приходил домой, выпивал виски, смотрел телевизор, падал на пол – это был его обычный путь. С утра он вставал как ни в чём не бывало, бодрый, без тени негатива, потому что на работу надо являться здоровым и активным, иначе попадёшь в чёрный список, и тебя уволят. С этим человеком у нас как-то состоялся разговор. Он сказал следующее:

– Я просто поражаюсь – чего мы ссоримся с русскими? Мы живём на разных континентах; каждый на своём. Я – простой человек; какие претензии у меня могут быть к Советскому Союзу? И какой русский рабочий может иметь претензии к Америке? Бред! Почему нельзя жить нормально? Я не хочу, так сказать, участвовать в каких-то бойнях и так далее.