Воспоминания

Несмотря на то что положение во Фландрии в эту осень- продолжало быть серьезным, мы решили начать наступление на Италию. Некоторые, может быть, удивятся, зная мое прежнее отрицательное отношение, что я теперь добился согласия моего высочайшего военачальника послать немецкие войска для этой операции. А между тем я не ожидал особого влияния этой операции на наше общее положение. Могу только сказать, что я в этом отношении остался верен себе. Осенью 1917 г. я по прежнему считал невозможным, даже в случае решительной победы, оторвать Италию от союза с нашими противниками и не стал бы отрывать наши силы от находившегося в опасном положении нашего западного фронта исключительно ради славы победоносного похода против Италии. Мое решение провести такую операцию имело другое обоснование. Наш австро-венгерский союзник выяснил нам, что у него больше нет сил выдерживать двенадцатое наступление Италии на фронте Изонцо. Это имело для нас огромное военное и политическое значение. Дело шло не только о потере линии Изонцо, но и о крушении всего сопротивления Австро-Венгрии. Дунайская монархия гораздо сильнее чувствовала поражение на итальянском фронте, чем на галицийском. За Галицию Австро-Венгрия никогда не сражалась с воодушевлением. «Кто проиграет в войне, тот должен будет удержать Галицию», — так часто в насмешку говорили в походе австро-венгерцы. Наоборот, заинтересованность Дунайской монархии в итальянском фронте была всегда очень велика. В Галиции, против России, Австро-Венгрия сражается по велению разума, против Италии же — по велению сердца. В войне против Италии все сословия двуединой державы участвовали почти с одинаковым воодушевлением. Чехословацкие войска, отказавшиеся идти против русских, прекрасно действовали против Италии. Борьба эта была до известной степени военной спайкой для всей монархии. Что произошло бы, если бы и эта спайка нарушилась? Опасность была в то время велика.

24 октября началось наше наступление. С трудом удалось итальянской армии под угрозой уничтожения южной ее части спастись за Пиавой, бросая тысячи пленных, оставляя огромную массу орудий. И только там французские и английские дивизии поддержали силы итальянцев для нового сопротивления. Наша попытка сломить и этот фронт не удалась. Я должен был убедиться, что наших сил уже не хватает для выполнения этой задачи. Операция завершилась вничью. Несмотря на упорное желание находящихся там офицеров и солдат, оружие должно было быть сложено. Я не мог отделаться от чувства неудовлетворенности, несмотря на достигнутые успехи. Большая победа осталась все же незаконченной. Правда, наши великолепные солдаты возвращались из этого похода с гордостью. Но радость солдата не всегда разделяется командиром.

На западе

В то время как мы наносили последние удары России и привели Италию почти к военному крушению, Англия и Франция продолжали свое наступление против западного фронта. Там угрожала нам самая большая опасность. Бои во Фландрии разразились в самом конце июля. Несмотря на чрезвычайную трудность нашего положения, несмотря на опасность, которая грозила нам на остальных фронтах в случае английского успеха, я все-таки был несколько удовлетворен в начале этой битвы. Англия еще раз пыталась повести против нас большое и решительное наступление, прежде чем могли подойти подкрепления со стороны Соединенных Штатов. Я видел в этом влияние нашей подводной войны, которая заставила Англию приступить к решительным действиям в этом же году, невзирая на все жертвы… Битва во Фландрии выродилась в длительный бой и в общем дала много мрачных военных сцен, которые присущи такому бою. Само собою разумеется, что эти бои держали нас в большом напряжении. Могу сказать, что под их впечатлением мы редко могли предаваться чувству радости от наших успехов в России и Италии.