Воспоминания Афанасия Михайловича Южакова

Иногда отец Василий разговаривал с нами, задавал разные вопросы религиозного содержания. В речи священника мы мало верили, Бога не признавали. И все-таки соблюдали старый уклад жизни. Не сознательно, а по принуждению родителей ходили в церковь молиться Богу по воскресным дням и в престольные праздники – на Крещение, Рождество и так далее. Между Рождеством и Пасхой вместе со старшими соблюдали Великий пост, обязательно отмечали Масленицу и все прочие религиозные события. В вегетарианские дни принимали только постную пищу: ели блины, кашу с растительным маслом, рыбный или картофельный супы. Молочная и мясная еда считалась великим грехом.

В Великий пост, как водится, замаливали грехи, накопленные за год. Для этого ходили к попу каяться в содеянном. Надо было встать на колени, отец Василий накрывал тебя подрясником и говорил:

– Кайся в грехах, отрок, говори правду – бог простит!

В тот год, когда мы пугали священника, я и сказал всю правду:

– Разбил Ваське нос, крал огурцы у Захара, а сметану – у псаломщика, у Назара рвал в саду яблоки. Пугал, батюшка, вас, когда вы с базара мимо кладбища ехали.…

– Много грехов, отрок, – ответил мне отец Василий, – молись усердно и бог простит! А я… обожду немного!

Колдунья

Жил в селе Удаловка Илья Иванович, был женат, имел сына Григория, внуков и внучек. Был он человеком тихим, стеснительным, держался от людей в стороне, в уединении, старался избегать встреч с соседями.

У него имелось свое хозяйство: огород, плодовый сад, несколько пчелиных ульев. В сезон летних и осенних работ с раннего утра и до позднего вечера он занимался своими посадками, плодовыми деревьями, ухаживал за пчелиными семьями.

Крестьяне нашего села, соседи из других деревень называли Илью Ивановича ласково – Илечка. Жена Илечки – Секлеша Павловна – была набожна, хитра, знала много церковных историй, примет, заговоров. Умела предугадывать житейские удачи и неудачи, а еще рассказывала всякие небылицы и пугала сельских жителей нечистой силой и тому подобными вещами.

Многие предсказания сбывались, поэтому жители Удаловки удивлялись и считали, что такое может знать только колдунья – нечистая сила ей подсказывает! Вот почему жену Илечки стали называть Секлеша-колдунья. Так у нас появилась своя собственная нечистая сила.

Секлеша с Илюшей жили дружно. Жена помогала мужу вести домашнее хозяйство, трудилась с ним на огороде с раннего утра и до позднего вечера. Но однажды, от простуды или тяжелого труда, Секлеша заболела и вскоре померла.

Тогда по селу пошли нехорошие разговоры, мол, теперь-то Секлеша покажет свое колдовство, больше достанется Илюше, да и соседям будет страшновато. Из-за пугающих слухов женщины, подростки и даже мужики боялись ходить по селу в ночное время.

Нам с друзьями оставалось в такой ситуации только одно – изобразить колдунью практически, что и удалось детально осуществить на огороде вдовы Параньки, который находился по соседству с огородом Секлеши-колдуньи. В тёмные ночи, усевшись на огороде в снеговых проталинах, мы «вели разговор» колдовским языком: сначала плаксиво завывали, затем зазывали Илюшу.

На второй день после нашего «представления» по селу пошел слух, что Секлеша ходит по ночам на огород и вызывает к себе мужа. Своё «представление» мы повторили еще раз, продолжить дальше побоялись. Прошло еще четыре или пять дней, и мы решились на третий заход. И вот тогда-то о возвращении колдуньи стали говорить уже всем селом – и мужики, и бабы. Слух распространился на соседние деревни, такие как Горшуновка, Сентяк, Семеновка и так далее.

Вдова Паранька и ее сосед Михаил Дьяконов стали прибивать на углах своих изб кресты из штукатурной дранки, хозяева ближних домов последовали их примеру, а спустя несколько дней уже вся Удаловка была в крестах. Крестовое нашествие распространилось и на близлежащие деревни.

Тогда-то и было решено повторить сеанс в четвертый раз, но эта вылазка не имела успеха, а привела к поражению.

Только мы заняли место в снеговых проталинах и приступили к исполнению роли колдуньи, как заметили мужиков, которые пытались окружить то темное пятно на фоне снега, откуда исходили звуки «колдовской речи». Окружали они наше место с трех сторон, а четвертая охотниками не учитывалась, так как там был обрыв высотой около пятнадцати метров. Нам оставалось одно – прыгать в пропасть, что мы и сделали, получив небольшие царапины на руках и ногах.

После приземления в обрыве осмотрелись – нет ли преследования, но погони не было. Тогда мы пошли к опушке лесного массива и скрылись в чаще леса. Домой пришли около двух часов ночи, забрались на сеновал, но спали мало, думали, как объяснить взрослым наши царапины. Решено было сослаться на сбор еловых шишек, куда мы ходили еще днем. Шишки нужны для того, чтобы кипятить воду для чая в самоваре. Мы и придумали сказать родителям, что лазали на деревья, ели и пихты, там и поцарапались.