Экономическая ситуация в Швеции была очень напряженной. Как хорошие коммерсанты, шведы продали во второй год войны большую часть своих продовольственных запасов Германии по очень выгодной цене, но теперь, хотя денег было в изобилии и сундуки коммерсантов были полны ими, оказалось, что они не могут купить продовольствие для себя из-за блокады союзниками. Если Швеция предпочла продавать свое продовольствие Германии, то это было ее дело, но союзники не могли позволить ей пополнять свои запасы из-за границы за их счет. Из-за блокады к англичанам в Стокгольме не испытывали большой симпатии.
Шведы не были подсознательно настроены пробритански, как норвежцы. До войны у них были самые тесные экономические отношения с Германией. Веками Швеция выступала против России, и недобрые чувства, существовавшие между двумя странами, не улучшились благодаря интригам германских дипломатов и тайных агентов.
Одна из главных разведывательных организаций Германии находилась в Стокгольме, и в этом городе было полно шпионов, которые вели наблюдение за железнодорожными вокзалами, гостиницами, ресторанами и ночными клубами. Конечно, союзники тоже имели свои разведывательные организации, следившие за немцами; они использовали Стокгольм как базу для наблюдения за германским побережьем и проверки на прочность установленной блокады. Главные агенты всех этих разведок должны были выполнять свою работу, не нарушая нейтралитет Швеции и не задевая ее чувства, и все время старались умиротворить шведские власти.
Нейтралы, выезжавшие из Германии, могли рассказать о том, что происходило в этой стране днем раньше. Гамбургские, кёльнские и берлинские газеты появлялись в городе менее чем через двадцать четыре часа после выхода из типографии; их внимательно изучали различные разведывательные организации. Не раз германская разведка пользовалась этим и печатала специальные выпуски одной из главных газет, в которых публиковала информацию, рассчитанную на то, чтобы ввести в заблуждение и дезинформировать штабы союзников. Я остановился в отеле «Гранд» – одной из самых роскошных гостиниц в Европе; ее зимние сады были забиты публикой двадцать четыре часа в сутки. Казалось, никто в те дни не ложился спать.
Как только я зарегистрировался в отеле и показал свой паспорт для установления своей личности, за мной стали следить германские агенты. В первый раз, когда я вышел из своего номера, кто-то сумел проникнуть в него и осмотреть мои бумаги и багаж. Разумеется, гостиничная администрация не знала об этих периодических вмешательствах, иначе прекратила бы их немедленно. Но менее значительным агентам тайных служб приходится идти на такой риск и овладевать искусством профессионального взломщика, чтобы пробраться в номер и выйти из него незамеченным.
Меня заранее предупредили, что мои вещи будут досматривать, и я позаботился о том, чтобы не оставлять в номере ничего такого, что могло бы представлять хоть малейшую важность. Сознание того, что за тобой следят, вызывает очень неприятное чувство; это здорово действует на нервы. Через короткое время ты уже знаешь соглядатаев в лицо и начинаешь их ненавидеть. Время от времени ты чувствуешь, что избавился от слежки, а затем внезапно, когда ты меньше всего ожидаешь этого, один из шпиков появляется снова. Видные общественные деятели, за которыми присматривают детективы ради их собственной безопасности и защиты, начинают питать отвращение к своим защитникам и зачастую с готовностью идут на риск быть убитыми ради освобождения от наблюдения на несколько часов.
Однажды днем, войдя в вестибюль отеля, я заметил громилу, следившего за мной. Он разговаривал с человеком, стоявшим ко мне спиной, в котором, когда он повернулся ко мне лицом, я узнал Ганса Гартвига, российского подданного немецкого происхождения, которого знал много лет назад, когда учился в школе.
В вестибюле было полно людей, но мне удалось занять небольшой столик и заказать кофе. Через одну-две минуты один из старших официантов, который, как я знал, был немецким агентом, очень вежливо спросил меня, не разрешу ли я другому господину сесть за свой стол. Я дал свое согласие и засмеялся про себя, когда увидел, что ко мне ведут Ганса Гартвига.
Мне было интересно, узнает ли он меня. Но он не узнал. У него было новое имя. Он был не Ганс Гартвиг и даже не немец. Он научился прекрасно говорить по-английски и пришел к моему столику специально, чтобы вступить со мной в разговор. Разумеется, сказал, что он швед и симпатизирует британцам.
Он вел себя очень умно, но это был тот случай, когда рыбак встретил рыбака, однако небольшое преимущество было на моей стороне, ведь я узнал его и был настороже. Два или три дня он пользовался всякой возможностью поговорить со мной, и мы даже обедали вместе.