Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Вместе с Эвелин мы придумали условный знак, оповещающий меня при возвращении домой о том, что «берег чист». Это была простая уловка в виде небольшой русской иллюстрированной газеты под названием «Копейка» (за такую цену ее продавали), которую небрежно засовывали между двойными окнами гостиной. Когда я входил в дом, газету всегда вынимали из окна. Однажды днем я ушел, чтобы повидаться с руководителем своей диверсионной группы, и, когда вернулся, в окне не было газеты. Почувствовав головокружение, я прошел мимо. Полчаса спустя я вернулся, но по-прежнему газеты в окне не было. Еще два часа я гулял по сырым и грязным улицам, подавленный и дико обеспокоенный, проходя каждые полчаса мимо нашего дома и не осмеливаясь войти в него.

Когда я в последний раз проходил мимо, увидел, как Эвелин вышла из парадной двери и пошла по улице. Я последовал за ней, и когда мы оказались на безопасном расстоянии, остановились.

– Где вы были? – сердито спросила она. – Я вне себя от беспокойства за вас.

– Сигнал, – ответил я. – В окне нет сигнала.

– Но я велела Вай положить газету, – сказала она. – Налета не было.

Вай подарила мне три ужасных часа. Она заинтересовалась газетой и положила ее куда-то, совсем забыв о ее назначении. Милая Вай была чудесной, безответственной, забывчивой девушкой, которую нам постоянно приходилось журить за что-нибудь. Благодаря ей много долгих часов пролетели для меня быстро, и однажды мы серьезно обсуждали с ней, насколько глубоки наши отношения. Но по причине ее чрезвычайной молодости и моего какого-то тупого упрямства мы решили, что они не должны развиваться. Я часто улыбался, вспоминая это решение, так как всего лишь несколько месяцев спустя она вышла замуж за пожилого человека, с которым развелась по советским законам через пару недель. Потом она какое-то время жила с оперным тенором, снова вышла замуж, потом еще раз, прежде чем окончательно остепениться. В своем четвертом муже она, видимо, нашла свою настоящую пару, так как время от времени до меня доходят слухи о ней, и за последние семь лет она создала семью, которой очень гордится.

Тем временем моя диверсионная группа на Украине переживала трудные времена, и я поехал посмотреть, что там не так, и ободрить их. Немецкая разведка стала очень упорной; ею были арестованы и казнены несколько наших людей. Мы придумали новые методы воздействия на немцев. В одном из украинских городов недалеко от советской границы мы планировали взорвать газгольдер для демонстрации силы.

У нас не было необходимых материалов для этого, но мы собрали тюк пакли, вымочили его в керосине, а затем один из наших людей положил его рядом с газгольдером. В группе нас было восемь человек, и мы заняли позицию на расстоянии около полутораста ярдов от него. По свистку один из наших поджег паклю и пустился бежать, спасая свою жизнь. Мы дали ему достаточно времени убежать подальше, а потом сделали три быстрых выстрела в газгольдер на высоте горящего пламени. Произошла ослепительная вспышка, за которой последовал ужасающий взрыв, а потом воцарилась мертвая тишина. Пошатываясь, мы побрели прочь. После этого у меня несколько часов из носа сильно шла кровь, и, что бы я ни делал, я не мог остановить ее.

Я возвратился в Москву, а моя диверсионная группа сосредоточилась на уничтожении газгольдеров в городах, где были расквартированы немцы хоть в каком-то количестве.

Глава 27

Когда я возвратился в Москву, З. сообщил, что дела у курьерской службы идут неважно. К тому моменту в общей сложности шестеро наших людей были схвачены и расстреляны. Заслуга этих русских белогвардейских офицеров в том, что ни один из них не выдал адрес З. и не сказал, на кого они работают или куда направляются. Все они встретили свой конец как герои.

У курьера уходили минимум двенадцать, а в среднем двадцать два дня, чтобы совершить поездку из Москвы либо в Кемь на мурманском фронте, либо в Архангельск и назад в Москву. Каждое сообщение отправлялось в двух экземплярах по этим обоим маршрутам. Сначала я думал, что будет можно поддерживать это северное направление силами двадцати пяти курьеров. Было жизненно важно доставлять туда мои сообщения, и в конечном счете мы разработали новый план, согласно которому нам нужно было нанять более сотни человек и восполнять потери по мере необходимости.

Первоначальная курьерская служба, согласно моему плану, была нужна для поддержания связи с Севером России и также территориями, оккупированными австрийцами и немцами на Юге России. Южная курьерская цепочка работала очень хорошо, и немцы не схватили ни одного из наших людей. Естественно, эти курьеры также вели наблюдения, и всякий раз, когда они возвращались из поездок, они подавали донесения обо всем, с чем столкнулись во время них и что видели; и еще они поддерживали связь с диверсионными группами на Украине.