Воспоминания агента британской секретной службы. Большая игра в революционной России

Я никогда не был там внутри, но точно знал, где он находится, проходил мимо него много раз и все о нем знал. Это было низкое одноэтажное здание с белыми стенами, находившееся в квартале, где было много подобных домов. У него было два больших преимущества: парадная дверь выходила на улицу, а черная лестница вела в большой двор, общий с другими домами, стоящими рядом; из него имелся отдельный выход на дорогу. Стена в конце двора была низкой, и в случае необходимости можно было легко перелезть через нее.

Я решил войти в дом через черный вход. Когда я дошел до дома и свернул во двор, уже начинались сумерки. Прежде чем я достиг двери черного входа, она открылась, вышла женщина, сделала три шага во двор и опрокинула ведро грязной воды в зарешеченный сток. Я разинул рот. Это была Салли; красавица Салли превратилась в босоногую неряху в запачканной белой кофточке и каком-то подобии юбки. Ее волосы спутанной косой лежали на спине, а руки – ее прекрасные прозрачные руки – были красными и распухшими, а под ногтями лежала грязь.

– Добрый вечер, – сказал я по-русски. – Я квартирант Бергман. Можно войти?

– Да, – сказала она, сморкаясь так, как сморкались до того, как для этого были придуманы носовые платки, и добавила: – Я простужена.

Я вошел в маленькую темную кухню, в которой стояла длинная, типично русская кухонная плита. Кухня вела в крошечный вестибюль без окон, в который выходили четыре двери. Дверь парадного входа была справа; другая дверь вела в гостиную, где имелись два двойных окна, выходившие на улицу, и откуда имелся выход в длинную, узкую комнатку с одним окном, в которой мне предстояло жить. Из моей комнаты еще одна дверь вела в комнату девушек, которая одновременно являлась пошивочным ателье. Дверь из этой комнаты тоже вела в маленький вестибюль.

Когда я вошел, Эвелин вскочила с места. «Девочки, – тихо позвала она, – он пришел!» Анни и Вай влетели в комнату. Салли с грохотом захлопнула заднюю дверь и поспешила в гостиную. Мы смотрели друг на друга и улыбались, ощущая волнение, необычное и довольно глупое.

Я объяснил им, что случилось, а потом они поспешили показать мне комнаты. Я их быстро осмотрел и тихонько посмеялся, когда обнаружил, что Салли, оставаясь абсолютно верной своей роли, спала именно так, как спали женщины из ее сословия в России – на кухонной плите. После того как огонь в плите был погашен, на нее сверху клали матрас, а вместе с подушкой и одеялом получалась постель Салли. Она спала в одежде и была во вполне дружеских отношениях с другими поварихами двора. Сердце мое упало, когда я обнаружил, что в доме нет ванной комнаты, а сан узел находится снаружи и являет собой весьма примитивное приспособление. Мелочи вроде этой часто не получают должного внимания при планировании больших дел. Но какая же мука быть вынужденным жить в таких условиях!

Эвелин хитроумно пронесла в дом тайком пишущую машинку в корзине для белья вместе с секретными шифрами. Две коротких половых доски вдоль внутренней стороны стены гостиной были подняты, и под них помещены пишущая машинка и шифры. В моей комнате они вынули несколько плиток с нагревательной печи, положили в нишу наши резервные деньги и прикрепили плитку назад с помощью замазки.

«Завтра, – сказала Эвелин, – я отдам ваш паспорт дворнику и скажу ему, что у вас малярия и вы не будете выходить на улицу несколько дней».

Дворники выполняют функции одновременно французского консьержа, американского поденщика и английского привратника и выступают в роли мелкого полицейского чина. Никому не разрешается проживать в доме, не уведомив об этом дворника и не отдав ему паспорт посетителя или, как в моем случае, квартиранта, который дворник относит в местный комиссариат на регистрацию. Большевики усложнили жизнь таким людям, как я, создав домовые комитеты, которые под руководством ЧК выведывали, чем занимаются и что говорят люди, живущие в каждом доме. Домовые комитеты также выдавали продовольственные карточки.

Я немного перекусил, так как не ел с самого раннего утра, когда я спешно позавтракал, а затем проанализировал донесения, переданные мне З., и написал депешу в Военное министерство в Лондон, копия которой также должна была быть послана в Мурманск британскому военному контингенту.