Воспоминания ангела-хранителя

Рядом с их виллой ни малейших признаков войны. Газон оставался идеально зеленым, садовые растения цвели так же дружно, как и три дня назад. При мысли о том, сколько событий произошло за минувшие дни во всей остальной стране, на глаза наворачивались слезы. Возможно, вся эта красота в скором времени тоже будет низвергнута узурпатором. Можно ли верить Филлекерсу, что правительство отбыло в Англию лишь на время, чтобы быть готовым ко всему и продолжать править от лица Нидерландов заморскими колониями? Он надеялся, что так оно и есть, но при этом думал с горечью: я могу в этом не участвовать, во мне они не нуждаются, мне можно остаться здесь.

– Ладно тебе, – сказал ему я. – Филлекерс – это серьезный высокопоставленный чиновник. Если бы он считал, что тебе действительно грозит опасность, он бы так не говорил. Если бы он думал, что страна вот-вот рухнет, он не был бы так оптимистичен.

– Стоп-стоп, – сказал черт, – откуда этот чиновник мог знать, какая именно опасность грозит Альберехту? Ему же неизвестна вся горькая правда?

Альберехт остановился у входа в сад, окружавший дом Мими с Эриком, но смотрел в противоположную сторону, на дом Лины, надеясь ее случайно увидеть. Это была белая вилла, с островерхой крышей. Оконные рамы покрашены в красный цвет, как и внутренняя сторона ставней, так что ставни, открываясь, расцвечивали внешность дома своей внутренностью. Плющ, обвивавший дом, дотягивался до красных водосливов. Лины нигде не было видно.

Да и почему она должна бы случайно показаться? Если у какого-то явления есть «почему», то оно уже не случайно. Случайность, шанс надо форсировать.

Про Сиси всяко надо забыть. Самое лучшее – никогда больше не пытаться с ней увидеться, хотя бы для того, чтобы не стоять перед ней с тяжелой мыслью: я храню тайну, о которой тебе нельзя знать.

Надо придумать предлог, чтобы пойти к Лининому дому и позвонить в дверь. Но сначала поговорить с Эриком.

Альберехт завел мотор, развернулся и въехал в сад, где остановился под цветущей сливой.

Вместо того чтобы направиться к входной двери, пересек газон и обошел дом. Там, за домом, наверняка сидит Мими под своим тентом, с книжкой в руке, рядом со столиком, на котором стоит чашка кофе, все тихо и мирно. Как будто она сама и все, что имеет к ней отношение, отделено невидимым стеклянным колпаком от остального мира, где рвутся бомбы, рушатся дома, седые чиновники ходят с досье под мышками и со слезами на глазах. Где испачканные грязью солдатские гимнастерки напитываются кровью из ран.

Мими не было на месте, на садовом столике даже не лежало скатерки, а тент опустил вниз все свои длинные руки.

Но большие двери, ведущие в гостиную, были открыты. Кто их открыл? Почему? Может быть, Мими уже вышла из дому, чтобы обосноваться с книжкой под тентом, но вспомнила, что забыла какую-то вещь, и вернулась в дом.

«Меня чуть что – охватывают дурные предчувствия, – сказал себе Альберехт. – Война. Даже такая невинная деталь, как нераскрытый тент напротив раскрытой двери, внушают мне мысли, от которых подступает комок к горлу».

По этому признаку видно, что началась война. Или, во всяком случае, что мысли выходят из-под контроля.

Альберехт вошел в комнату, и ему сразу бросилось в глаза, что все картины и гравюры, висевшие на стенах, исчезли. От масляных картин на обоях остались темные прямоугольники, а гравюры были просто вынуты из рам. Рамы висели на прежних местах. В каждой раме белело по карточке, исписанной почерком Мими. Признак того, что они собираются рано или поздно вернуть свои произведения искусства на прежние места. Мими – очень прилежная женщина. Эрик – бесстрашный мужчина. Эрик наверняка уже строит планы, как продолжить бизнес в новых условиях. Бизнесмен, как-то раз объяснил ему Эрик, должен находиться в непрерывном движении и не оборачиваться ни на потери, ни даже на прибыль, ибо от большой прибыли легко стать нерадивым. Смотреть вперед, искать новые возможности. Не оборачиваться, смотреть только вперед – таков был девиз Эрика.

Альберехт прошел через гостиную, вышел в коридор, поднялся по лестнице. В интерьере всего дома произошли те же изменения: со стен исчезли картины, но книги в невысоких шкафчиках, шедших вдоль нижней части стен, никуда не исчезли. Книги волнуют Эрика явно меньше, подумал Альберехт, ведь он производит их сам. И Альберехт не мог с ним не согласиться. На свете должно слишком много всего произойти, чтобы от современной книги не сохранилось ни одного экземпляра. С картинами иначе. За исключением картин Ренсе. Их легко было бы написать заново.

Ах, вот бы быть таким человеком, как Эрик. Это значит быть совсем другим человеком, чем он сам. Для начала, это значит быть довольно-таки счастливым с Мими, более счастливым, чем с ней был Альберехт, ведь чем еще можно объяснить, что их брак длится столько лет. Видимо, они друг для друга незаменимы. Ведь чем еще можно объяснить, что, несмотря на бесчисленных подружек Эрика, брак их не дал трещины?