Воспоминания ангела-хранителя

– Вы наверняка испытали шок. Ваш коллега Панкрас тоже едва оправился. Да, я же вам должен еще кое-что передать. Прокуратуру временно разместили в здании школы имени Адмирала де Рейтера. Но вам это скорее всего уже известно.[37]

– Мой кабинет полностью обрушился. У меня не сохранилось ни единого документа.

– Ну что вы, очень много документов, насколько я знаю, спасено. Толстые пачки бумаги, к счастью, не горят. Сейчас там разбирают завалы. А через несколько дней уже можно будет снова вернуться к работе. Но я бы на вашем месте не спешил.

Альберехта несколько удивил фамильярный тон полицейского. «Не сердись! – сказал я ему. – Он человек простой и хочет, как лучше! Просто думает, что ты не вполне здоров».

– В любом случае, счастье, что вы можете ходить. Вы же помните коллегу Брейтенбаха? Так ему оторвало обе ноги.

– Не может быть!

– Я вовсе не собирался вас пугать. Извините меня, пожалуйста! Остальное вам расскажут постепенно. Вы неважно выглядите. Вы правда не пострадали?

– Да нет.

Полицейский покачал головой, как будто угадывал мысли, роившиеся в голове у Альберехта, и не нуждался в дополнительных объяснениях.

– Война не сулит ничего хорошего, – сказал полицейский через некоторое время. – Французам на нас наплевать. Еще денек-другой, и нам каюк. Говорят, правительство уже перебирается в Англию.

– А ты уверен, что это не пустые слухи?

– Пустые слухи? Это железная правда. Все важные шишки перебираются в Англию. Для нас составляют инструкции с описанием, что мы должны делать, когда сюда придут немцы.

– Ну-ну, – сказал Альберехт, – вот оно, значит, как.

Полицейский вдруг сменил стиль поведения. До сих пор ему казалось, что крушение королевства в известной мере сократило дистанцию между ним и прокурором и что он имеет право говорить с этим большим начальником почти на равных. Но выражение лица Альберехта после слова «инструкции» напомнило ему, что, пусть правительство и обращается в бегство, служебные отношения останутся теми же, что были всегда: он – подчиненный, Альберехт – начальник.

Спина у полицейского выпрямилась. Он приложил руку к фуражке:

– Будут ли еще распоряжения?

– В настоящее время нет. Спасибо за переданные мне известия. И скажи менейру Ван ден Аккеру, что со мной все в порядке.

С этими словами Альберехт протянул ему руку. Полицейский снял фуражку левой рукой, а правой пожал руку Альберехта.

После отъезда полицейского Альберехту все стало ясно как божий день.

В прокуратуре о нем не забыли. Его искали под обломками здания. Не нашли. Послали за ним полицейского. Полицейский, добрый малый, решил, что после пережитого шока Альберехт не в себе. Какое унижение. Пойти, что ли, в школу Адмирала де Рейтера, чтобы помочь там все обустроить? Как мало он в последние дни думал о своих профессиональных обязанностях! Сейчас даже не мог вспомнить, что он там начал писать в обвинительной речи к ближайшему заседанию суда. Какое дело будет рассматриваться в первую очередь? Дело взломщика сейфов? Или продавца газет, избившего боевика-энэсбэсовца, так что тот попал в больницу? Опять непонятная ситуация. Примерно как с Ван Дамом. Сам-то Альберехт был бы только рад, если бы всех боевиков-энэсбэсовцев избили до смерти. Но для этого продавца газет придется потребовать по меньшей мере шесть месяцев тюремного заключения.

Если немцы займут Нидерланды, к чему тогда приговорят Ван Дама? Что решат судьи? Осудить его, хоть я и потребовал освобождения от судебного преследования? Возможно, это было бы для него лучше всего. Иначе велик шанс, что гестапо арестует его без всякого разбирательства и отправит в концлагерь.

Черт знает что!

Самый подходящий момент, чтобы подвести черту и поставить точку.

В Гаагу! В министерство! Правительство перебирается в Англию. А он, Альберехт, что, разве не важная шишка?

Ведь он лучше всего сможет служить отечеству, если не попадется в лапы врагу?

На скорости, значительно превышающей дозволенную, Альберехт мчался по пригороду в направлении Гааги.

Благодаря объявлению войны его карьера сложится еще более блистательно или во всяком случае увлекательно, чем это было бы возможно в Нидерландах мирного времени. Человек с моей силой воли это заслужил! Да-да, уважаемые господа, с моей силой воли. Я же в последние дни запросто мог пить сколько душе угодно. А не выпил ни капли, точнее, ни капли лишней. Или позавчера получилось все-таки многовато? Да ладно. Все равно. Я могу быть силен, стоит мне захотеть. Поэтому нельзя допустить, чтобы этот чертов несчастный случай сломил меня. Поэтому нельзя допустить, чтобы обнаружилось, кто задавил еврейскую девочку. Ни за что. Я должен бороться с врагами, а не с собой.