Воспоминания. Детство в Казани.

Печальный конец не заставил себя долго ждать: стояло жаркое лето, и после очередной подработки Ринат с приятелями хорошо выпили на берегу какого-то водоёма, и он, как потом рассказывали, нырнул в воду и ударился головой о торчащий под водой кол и утонул. Парню не было и тридцати лет. Мы с братом ездили на похороны Рината. Печальное и без того событие усугублялось каким-то злорадством со стороны Шайхуллы-абыя, который не нашёл ни одного доброго слова о своём покойном сыне. Шайхулла-абый был не исправим – он остался на всю жизнь едким и глубоко несчастливым человеком с искореженной натурой.

11. Мы взрослели, а наши бабушки старели

Ещё пару эпизодов из жизни Эбэбэ, которые всплыли в памяти. Почему-то иногда я ночевал у Эбэбэ и оставался на выходные. Она это любила, ведь я с удовольствием бегал в магазин за молоком и хлебом, а также ходил, уже постарше, за водой и т. д. Бабушку всегда кто-либо навещал: у неё было несчётное количество подруг, и в те времена я даже знал все их имена Шадра – Разья, Эркыя и другие с весьма экзотическими именами. Посетительниц, конечно, угощали чаем с вареньем и пахлавой или пирогами, и они потом часами беседовали о своих делах-заботах. Летом чаепитие проходило неизменно на балконе, а зимой дома, в комнате между залом (именно так называлась большая комната) и прихожей. С годами я стал замечать, что хлеб у Эбэбэ казался часто несвежим, масло тоже не очень вкусным, пироги и печенье старыми, и мне её было немного жалко: сказывался возраст, и ничего с этим нельзя было поделать. Уже в том возрасте я дал себе слово следить за моим старением и не позволять «опускаться».

Эбэбэ была прекрасной швеёй и очень гордилась своей ножной швейной машинкой со словом «Зингер», золотым на старинный вычурный манер выведенным на ее изящно удлиненном стане. Машинка занимала почётный угол в зале и, когда её открывали, пахла обворожительным машинным маслом. Нам с братом, конечно, хотелось её потрогать, посмотреть, что там внутри этой чудо-машины. Что и говорить, конечно, мы нередко выводили этот загадочный механизм из его идеально настроенного состояния, за что бабушка нас ругала и со строгим вдом запрещала даже притрагиваться к её сокровищу. Для неё шитьё было дополнительным доходом – ведь она на пенсии получала, помнится, всего 45 рублей.

Ширпотреб в советских магазинах был далеко не привлекательным и, чтобы выглядеть модной, нужно женщине было обязательно иметь свою портниху или ходить в Ателье. Шила Эбэбэ платья, и клиентов приходило к ней немало: это, безусловно, являлось нелёгким и высоко профессиональным занятием и отнимало у неё немало времени. Помню примерки, незнакомых тётенек в комбинашках, булавки и шаблоны. Мне не нравилось, когда она сидела часами за стучащей и стрекочущей машинкой, склонившись над струящимся швом со сползающими на нос очками. Бедная Эбэбэ… Это значило, что она не проводила со мной время, и я оказывался предоставленным самому себе. Кроме платьев с неизменными примерками, она вышивала кружева и тоже на машинке, что, на мой взгляд, можно назвать верхом совершенства и виртуозности. Она шила и вышивала для заработка – дело не легкое и трудоемкое. Однако таковы были времена – всем нужно было выживать, и Эбэбэ была не из слабого десятка.

Выходить в город с Эбэбэ тоже оказывалось непростой задачей и, когда мы с ней ходили в магазин, который располагался всего в двух кварталах от её двора, приходилось останавливаться с десяток раз, так как Эбэбэ постлянно встречала какую-нибудь знакомую, а это означало долгие разговоры о том и о сём. Для десятилетнего пацана такие прогулки превращались в истинную муку.

Вот такой осталась в моей памяти наш Эбэбэ, Марьям Загретдиновна Таймасова. Она ушла из жизни в 1971 году после долгой болезни. К тому времени я учился в Горьком и, конечно, приезжал в Казань на похороны. Покоится Эбэбэ на татарском кладбище, там, где похоронены папа и мама. Мой сын Максим посещает могилу и сознание этого греет душу, потому что без традиций и сохранения памяти мы ничто.

12. Какой ты советский человек без загородного участка!?

В 1956 году указом Cоветского Правительства всем желающим в стране выделялся участок земли площадью в 600 квадратных метров, известный под названием «шесть соток». Участки располагались в районах, прилегающих к городам, и добираться до них можно было на общественном транспорте, как правило, с пересадками. И наш отец получил такой участок. Он был в районе, расположенном между Казанской нефтебазой, посёлком Борисково и деревней Крутовкой: примерно в 3-х километрах от конечной автобусной остановки «Нефтебаза», километрах в 4-х от Борискова и в полукилометре от Крутовки. Не знаю, каковы были условия получения этого участка земли, помню только (и запечатлелосьэто в памяти в мельчайших фильмографических деталях), как мы впервые добирались до нашей будущей дачи.