Воспоминания душегуба: Друг

Длинный стол посередине оказался накрыт на четверых. В воздухе витал аромат рыбы, яиц, жира, мяса и чего-то ещё. В животе заурчало, и я поймал себя на мысли, что не помню, когда ел последний раз. Не дожидаясь меня, хозяева расселись и молча начали уплетать за обе щеки. Мне ничего не оставалось, как уподобиться им и вгрызться в аппетитную рыбу. Косясь на новых знакомых, я, наконец, понял, что не давало мне покоя. Затылки у них были ненормально вытянуты назад и вверх. Не так сильно, но где-то на длину ладони, или на половину ладони точно.

— Что ж, — закончив с едой, бросил мужчина лет пятидесяти. — Ну, здрав будь, харип. Меня Хушем кличут, это, — он кивнул в сторону здоровяка, — сынку мой — Менги. А его, — Хуша хлопнул по плечу темнокожего. — Захаром. А днесь поведай, харип.

С трудом я вспомнил, что харип на старосепахийском означает «незнакомец».

— А что рассказывать-то? — прикидываться дурачком я ещё не разучился.

— От кого о Захаре ведаешь, кто таков, да как к нам угодил. Всё поведай.

— Славом кличут, — представился я своим взрослым именем. — Насчёт Захара обознался! Он на моего друга очень похож, один в один! Только Захар старше будет, — ложь обжигала язык, но лилась из меня сладким нектаром.

Судя по их немного напряжённым лицам, они пытались перевести на старосепахийский, и им это удавалось не без труда. Впрочем, как и мне.

— А как я здесь очутился — ума не приложу!

— Вертеп помнишь? Темень, да тварь поганую? — придвинулся поближе Хуша, прищурившись. — По глазам сужу, яко помнишь. У Захара подобно было.

Отвечая на мой невысказанный вопрос, Захар снял шапку, показав свои белые короткие волосы.

— Я что, тоже?.. Поседел?

— Да нет, полно в твои глаза глянувши, абы уразуметь, — улыбнулся Хуша. — Захару меньше везения, он паче и белее снега очутился.

Это сравнение почему-то рассмешило отца и сына, что нельзя было сказать о нас с Захаром. Отсмеявшись, Хуша задал вопрос, который уже давно вертелся у меня на языке:

— Гадаешь, яко сие тварь такая, чьих мы будем, да где ты очутился? Всему своё время, об сим мы дале разговор держать станем. Поведай паче, як ты с поганью совладал? Доднесь вы першие, совладавшие со злобою худою. За неполные два десятка зим мы многих потеряли, кто хаживал в поганый вертеп.

— Это из-за той… — я попытался подобрать слово, но не успел.

— Мы его тварью кличем. Просто тварью, — закончил за меня Хуша. — Вы единственные, кого оно в живых оставило. Аль нашли вы способ хитрый? — Хуша даже придвинулся ближе, заглядывая мне в глаза. — Яко ты силу одолел его?

— Да я убегал просто… Но как бы быстро не убегал, оно всегда догоняло, — пожал плечами я, держа себя за малоумного дурачка. — А что было дальше… не помню.

— А дале услыхал я крик со стороны гор, да тебя приметил, — сказал Менги. — Взгляд твой злобою пылал, да отчаянием, егда ты напасть на меня попытался. Сперва подумал, яко ты и есть погань лютая.

— Благодарствуй сынку моего, Слав. От сих до закатных гор сутки пути, а Менги тебя втрое быстрее донёс. С Захаром проще сталось. На него наткнулось несколько охотников, и они быстро донесли его к Надежде. Что ж, вёл ты сказ о том же самом, что и Захар. Но я никак не уразумею, что заставило тьму отступить… Сначала Захар, а спустя неполные сутки появляешься ты…

Хуша сосредоточенно дёргал свою бороду, а от меня не укрылись его последние слова. Ведь я помнил, что темнокожего я видел последний раз точно не вчера. А слова одного из безликих о том, что они потеряли его и не могут найти и следа, наводят на странные мысли.

— Ты здесь совсем недавно? — спросил я Захара.

— Ага, руки отморозил совсем, — голос его был мягок, высоковат и говорил он в нос. — почти не чувствую их.

— А…

В этот момент незаметно подошедший сзади Менги положил свою тяжеленную руку мне на плечо. Я попытался дернуться, но его клинок застыл у шеи.

— Что всё это значит, Хуша?

— Ответы должно тебе держать на наши спросы.

— А это, — покосился я одними глазами на кинжал у горла. — Обязательно?

— Обязательно, — подтвердил Хуша и взял мою руку, нащупав пульс. Пальцы его отличались невероятной сухостью и теплотой, даже жаром. Прикосновение этого человека напомнили мне высохшую до звона корку такыра под беспощадным солнцем пустыни Балхаш.

Выждав некоторое время, Хуша закрыл глаза и начал медленно задавать вопросы, словно пробуя на вкус каждое слово.

— Как тебя зовут?

— Я ведь уже говорил!

— Отвечай на вопрос моего отца! — немного встряхнул меня Менги, от чего клацнули зубы.

— Сын, буде ласковы, — мягко проговорил Хуша, не открывая глаз, словно прислушиваясь к чему-то. — Итак, назови своё имя.

— Слав.

— Ты один из тех, кто охотится на Захара?

— На кой чёрт мне он нужен! Нет, конечно!

— Тише, тише. Не лютуй. Ответь ещё раз. Ты один из тех, кто ищет Захара?

— Нет.

Тут Хуша нахмурился, словно споря с самим собой.

— Зададим вопрос по-другому. Ты один из тех, кто искал его? — отец Менги кивнул в сторону Захара.

— Нет.

— Ты каю?

Это был опасный вопрос. Хождение по острому лезвию ножа всегда вызывало необъяснимый азарт и трепет. А играть со смертью в последнее время приходилось всё чаще…