22-го, вещи, разумеется, послал с Нечаевым и на дорогу 500 руб. с Богом. Вдруг вызов по телефону и слышу слезы… и другой уже тон. Поехал и нашел ее в слезах и в холодном номере. Взял ее, и поехали домой, а мороз 20 градусов — дома тепло и ссора позабыта.
23-го командир корпуса генерал Гандурин своими бездельными требованиями вконец извел нашего горячего начальника дивизии генерала Бендерева. Не дай Бог, если на «высший» пост попадет недоучка — изведет своим дурачеством.
24-го, в 7 часов утра, скоропостижно скончался от разрыва сердца офицер нашего штаба — подпоручик Всеволод Григорьевич Лебедев, очень хороший был человек. На позициях тихо, только над белой пеленой снега вьются тонкие струйки окопных печурок.
28-го ездил навестить Володю — раны хотя и затягиваются, но ноют и не дают спать.
30-го получил в подарок из 10-го полка творогу, сметаны и сливочного масла. На позициях немая тишина.
4 февраля выпало снегу на пол-аршина, так что в некоторых местах, где сугробы, автомобили застревали, а поэтому приказал всем учебным командам расчистить дорогу от Торенсберга до мызы Ромензгоф, т. е. до половины пути до штаба дивизии, а дальше расчищали полки.
5-го и 6-го у нас дома блины. Были ротмистр Прибыль, поручик Курносов, полковник Богданенко-Толстолес и капитан Сафронов. Было очень весело. Вспомнили Владивосток. Получена телеграмма о кончине генерала Н. А. Третьякова. Мир праху твоему, чудный, добрый человек…
14-го орудия громыхают у Олая. Племянник Володя уезжает в Петроград — ездили прощаться.
18-го провожали товарищеским обедом капитана Текелина, переведенного в штаб 1-й армии. Мороз 20 градусов. На позициях тихо — мороз мирит врагов.
19-го четыре года тому назад мы обручились. Время летит стрелой, и не увидишь, как подойдешь к могиле.
22-го в полках идет какой-то кавардак. Солдаты дерзят офицерам и небрежно стали отдавать честь… Неуловимые агитаторы работают. Большой вред — это прапорщики запаса и разные «прощенные». Сижу за составлением программ специальных команд.
23 февраля, с 6 часов до 9 часов вечера, у Олая страшная канонада. С позиций к нам в тыл, к городу, в рощи грохот орудий и треск винтовок согнали мелкое зверье — у нас в парке по ночам бегают зайцы и козочка. Мы им рассыпаем овес и гречневую крупу. Ночью при лунном свете из окон верхних окон видно, как они бегают по снегу.
24-го около полудня у Олая опять канонада. У нас на позициях очень тихо.
26-го, сегодня, наш летчик сбил немецкий аэроплан, который упал около фабрики Кузнецова.
27-го, около 9 часов вечера, у Олая опять канонада — видимо, немцы боятся повторения рождественских нападений.
28-го вечером у Олая опять канонада — и до 7 часов вечера. Всю ночь немцы пускали массу светящих ракет — боятся.
2 марта газет из Петрограда нет. Идут какие-то тревожные слухи.
3-го первые вести из Петрограда — переворот.
4-го у нас тоже беспорядки, во время ужина Зиночка сказала: «Перестань говорить, если не хочешь получить по морде»… Выхватила подушку из-под головы, и я спал без подушки. Вот она, истинная любовь.
6-го у нас — мир и любовь, а в Петрограде объявлены свобода, равенство и братство…
В моем дневнике записано: «Надо вовсю следить, чтобы не нарушался новый порядок — иначе беда России». Я и Зина молчим — она ни слова, и я ни слова, видимо, мы оба обсуждаем политическое положение России…
8-го мороз. Ездил в 483-й Обдорский полк в Стурич, порядок образцовый. Командир полка полковник Павел Лукьянович Войцехович — командир образцовый. В полках дивизии спокойно.
10-го, сегодня, после обедни в соборе, при огромном стечении народа, с паперти говорили речи делегаты от Временного правительства. Делегат Ефремов — «орало» порядочный, ну и глотка… я ничего не мог расслышать. Государь император отрекся от престола за себя и за наследника… Вечером мы в штабе дивизии, в Плаунеке, принимали присягу Временному правительству. Как было тяжело на душе… Чуствовалось, что не быть добру.
11 марта в Ригу приехал и. д. военного министра Гучков, по слухам зондировать почву — XII армия будет поддерживать новое правительство в случае попытки свержения его.
13-го газеты полны обвинений императорского правительства чуть ли не в измене в пользу немцев. Голова идет кругом. Зина плачет, жалея государя…
14-го был в 484 полку. Солдаты выглядят отлично, говорил с ними: «Наше солдатское дело — стоять в окопах и зорко следить за противником, который может воспользоваться непорядком и броситься на нас».
15-го 481, 482, 483-й полки встали на позиции, сменив полки 20-й Сибирской стрелковой дивизии. Немцы молчат. В газетах обливают грязью и помоями Царский дом.
16-го были в театре на «Гамлете» братьев Адельгеймов. Живительная струя искусства освежила душу.
17-го в штабе дивизии у всех кислые физиономии. Раз[лад] армии начался вовсю. Появились пьяные солдаты и дерзко смотрят и не отдают чести. В газетах раскрывают якобы шпионство великой княгини Марии Павловны и продажность великих князей… Три солдата 483-го полка перебежали к немцам, а 5-я и 6-я роты выходили из окопов и переговаривались с немцами.