20-го японцы продвигаются к станции Уссури, скоро будут в Имане. Я обратился к главнокомандующему японскими войсками генералу Отани отыскать в Имане или его окрестностях нашу Олюшку. Скорей бы вырваться из этой политической комедии.
26-го в 12 ч 50 мин дня, выехали в Иман. До Никольска поезд шел быстро, а дальше — очень тихо, так как мосты были сожжены и пришлось переезжать каждый мостик тихим ходом. В Уссури пересели в японский воинский поезд. По линии ж.-д. видны окопы, а около станции Кауль — сильный трупный запах. Идет братоубийственная война-бойня, только на руку нашим врагам. Никогда не поверю, чтобы Англии, Германии, Турции и даже Франции была желательна «сильная и грозная» Россия…
28-го в Иман приехали в 8 часов утра. Не без трепета подъезжали к нему, дорогой слышали самые разноречивые сведенья. Слава Богу, всё и все целы. Наши квартиру бросили, заперев ее только висящим замочком. К[онстантин] Ю[льевич] скрывался в подвалах магазина «Кунст и Альберс», Н[адежда] А[лександровна] с Олькой и В[алентиной] К[онстантиновной] бежали в станицу Сальское. Много жителей Имана бежали на левый берег р. Уссури, то есть за гра ницу, где и пережидали события в пределах Китая. Больше вики — только вследствие того, что некто прапорщик Ширяев (бывший старший унтер-офицер команды конных разведчиков 10-го полка в 1914–1916 годов) занял станцию Губерово и начал разрушать ж.-д. путь, и, таким образом, мог задержать отступление большевиков — не сожгли Иман, бросившись отходить на север к Хабаровску. По занятии японцами Имана сейчас же на нашу квартиру явились три японских офицера и просили показать «дочь генерала Иванова», и, удостоверившись, что она жива и здорова, удалились, сказав, что исполняли приказание генерала Отани.
11 сентября, дома ад — жена и теща шипели и жалили, как змеи… Не выдержал и перешел на стол к казачьему фельдшеру Кириллу Максимовичу Федорову. Положительно нет житья от извода и зуда тещи и жены. Если бы не дочка, то застрелился бы или убежал в сопки…
17-го получил телеграмму генерала Флуга — прибыть во Владивосток для получения поручения и командировки на запад. Я, разумеется, обрадовался вырваться из иманского ада.
С 18-го на 19-е ночью выехал во Владивосток. Проститься со мной никто не проснулся, даже жена Зинаида. Олюшку благословил и поцеловал и тихо вышел из-под «гостеприимного» крова… Бог им судья. Будет время, и я пригожусь.
20-го прибыл во Владивосток в 6 часов утра. Остановился в «Центральной» у Бейлина, старого знакомого по Порт-Артуру, где у него был магазин золотых вещей и дамских мод. Явился генералу Флугу, который рекомендовал меня генералу Ноксу. Мне поручено было негласно смотреть Западно-Сибирскую армию в строевом отношении.
25-го получил от Хонса 500 руб. Еду на запад с секретарем французского консула в Москве Г. И. Моэном.
27-го купил на 117 руб. всякой всячины и отправил жене в Иман. В 1 час дня перебрался из гостиницы в вагон 1-го класса, но еще холодный. Встретился со старым товарищем по Московскому юнкерскому училищу (1880–1882 годов), капитаном Перваго, и выпили же с ним… Вечером был у Хонса, который снабдил меня разными консервами. Лег спать в 10 часов вечера и не слыхал, как двинулся наш поезд.
29-го едем, имея впереди поезда укрепленную платформу с пулеметами и стрелками-чехами. Сзади нашего поезда идет боевой поезд с полковником Кадлецом. Прибыли в Харбин в 10 часов утра. Обедали в «Гранд-отеле» с водкой. Вечером за всенощной в Николаевском соборе пели хорошо, и полное благочинье. Встретил судейского генерала Летерна, знакомого по Владивостоку.
30-го, я сегодня именинник. Обедал у полковника Евгения Хрисанфовича Нилуса. Встретил полное радушие. Встре тил интендантского чиновника из Омска Дмитрия Никадровича Сальникова. Завтра Покрова Пресвятой Богородицы — был за всенощной опять в соборе.
1 октября был за обедней в соборе. Был молебен и парад по возрождению русской армии. Видел генералов: барона Будберга, Самойлова, Афанасьева и Латернера. Наш поезд задержан по случаю бунта мастеровых в Омске. Я решил не ехать в Омск и донес генералу Флугу.
4-го выехал из Харбина в Иман. Дорогой был скандал — меня хотели высадить уссурийские казаки… из своего «правительственного» вагона.
5-го, в 9 часов утра, прибыл в Иман. Встреча холодная, жена с тещей шепчутся, тесть мычит, держит себя важно и вызывающе… все впереди…
10-го с утра начался извод и ругань. Жена позволила себе выкрик: «Это папина квартира, убирайся вон!» Не взвидел я света, собрал свои вещи и ушел к К. М. Федорову. Вечером взял и перевез свои сундуки. Не могу забыть душевного отношения ко мне фельдшерицы Феодосии Тарасьевны Голиковой. Все вытерплю, но сломаю рога у господина Клиндера…
11 октября 1918 года, день ангела жены. Я не пошел, а меня и не пригласили… не забуду.