Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

22-го Пасха. Как было горько лежать во Святую ночь… Сколько передумал горьких дум… Вот что значит быть в чужой семье не хозяином положения… Урок на всю жизнь, до гроба не забуду об этой ночи. Разговлялись в 10 часов утра, чувства никакого, что завтрак какой-то, а не разговенье. В реке Имане вода стала прибывать. Пароход «Казак» грузится для рейса в Хабаровск.

25-го Олька проснулась в 5 часов утра, а поэтому мне Зина объявила, что она не нянька ребенку… К[он стантин] Ю[льевич] заметил, что я «заелся» белым хлебом… Н[адежда] А[лександровна] заявила, что я могу и не спать ночь, а нянчить ребенка… Вот когда познаются люди.

27-го Олька до 1 часу ночи капризничала — у ней от оспы повышенная температура. Оспа привилась очень хорошо. Зина вдруг сказала, что я живу на ее счет, на ее деньги; откуда у ней деньги, когда я взял ее голенькую… При всей бедности наших черт носит то в иллюзион, то на спектакль… черт знает что делается.

30-го, сегодня, переехали с казначейской квартиры в дом Родина. Сколько ругани, споров из-за комнат. Я готов бежать куда глаза глядят.

1 мая, на дворе и в квартире холодно. На улице грязь невылазная. Сахару в продаже нет — купил меду по 1 руб. 50 коп. за фунтик. Н[адежда] А[лександровна] поедом ест, К[онстантин] Ю[льевич]-то не идет на службу к большевикам, и моя Зинаида тоже…

3-го омерзительная сцена из-за портрета императора Николая II, я не выдержал и ушел по линии ж.-д. к кладбищу.

5 мая, в доме идет свара, и сегодня К[онстан тин] Ю[льевич] заявил мне, что все, что подарено моей женой им, — их собственность, а Зинаидой подарена, кажется, вся обстановка наша владивостокская… значит, я ничего не имею. Вообще, нас всех «черт веревочкой связал». Все фаль шат, шипят, дуются… вот где познаются люди, а не в гостиных, балах и обедах.

7-го купил за 20 руб. аппарат профессора Соклета для стерилизации молока для Олюшки, а то здесь, в Имане, дети гибнут, как мухи, от дизентерии, так погибла первая дочурка Зинушка в 1916 году. Олька начала ходить, держась одной ручкой за стул.

10-го вынес Ольку в садик, воздух ее опьянил. На арене политической появилась фигура атамана Калмыкова, бывшего хорунжего Уссурийского войска.

12-го Ольку выношу в садик на воздух. Она любит разбираться в моем сундучке-гинтере. В Иман пришла канонерская лодка «Тайфун» из Хабаровска. Жители в тревоге за свое достояние и жизнь. За Валентиной Константиновной ухаживает чиновник таможни Петр Васильевич.

14-го утро как все утра — нянька своей дочки. Отношения Зинаиды ко мне — скверные, любви как не бывало… «Старый дурак» — вот мне прозвище, и, верно, чего мне не хватало холостому… надел хомут рабства. Зина, Н[адежда] А[лександровна] дуют в уши: «Живут припеваючи воры да грабители, а честным людям надо идти в монастырь, ибо они никуда негодны».

19-го получил письмо от А. И. Щербатова из Ростова, пишет, что брат Николай жив.

21-го получил Георгиевскую пенсию в сумме 746 руб. 10 коп. Купил Зине конфет, и помирились. С 18 апреля с/г пенсии прекращены. Последний кусок вырвали изо рта… Олька очень порывиста в движениях и часто бьется головой то о стол, то о стул. Девчонка, слава Богу, растет здоровенькая.

22-го получил письмо от брата Николая. Живет с семьей около Москвы, Лосиноостровская станция. Дороговизна жизни страшная: 1 пуд муки пшеничной — 240 руб.

23 мая получил пенсионную книжку из Хабаровской казенной палаты за № 1414, с расчетом: из Государственного казначейства — 110 руб. 69 коп. в месяц, из комитета раненых — 30 руб., военная добавка 25 % — 35 руб. 16 коп., а всего — 175 руб. 85 коп., т. е. это Амурская и Георгиевская пенсии.

30-го Олька настораживается стоять на ножках без поддержки. В нашей семейке отношения собачьи. Хорош был «дядя Миша», когда он был командир полка и когда у него были мало-мало деньги, а теперь он нищий… а посему и относятся по-собачьи. Наши жены в настоящий момент, вместо нравственной поддержки, по своей мелочности пилят пилой деревянной из-за временного тяжкого положения, — вот где должна оказаться жена-женщина.

3 июня К[онстантин] Ю[льевич] уехал в Хабаровск на съезд, а Н[адежда] А[лекснадровна] устроила вроде журфикса: пришли три иманских жуира, и начался хохот во все горло… В 8 часу вечера все направились в иллюзион, и я туда же, где увидел всю компанию, потом дома от госпожи Н. А. Клиндер получил нахала, мужика, змею и т. д.

4-го дома не обедал, гулял в поле около моста через р. Белую. Домой пришел вечером и залег спать. Вот так семейная жизнь.

7-го ходил на кладбище на могилку Зинушки и украсил могилку пионами. Спит вечным сном бедная детка — жертва небрежного ухода бабушки… Ох уж эти тещи…

10-го Олюшка болеет: кашель и насморк от сквозняков, всем надо воздуха. Дома все явно лгут, что-то скрывают и дуются, как мыши на крупу. Вспомнишь свою холостую жизнь…

11-го, сегодня, мне дали на обед гречневую кашу с постным маслом, и это все штуки… Вечером купил себе бутылку молока и поужинал. Я решил ехать во Владивосток освежиться.