Воспоминания генерала Российской армии, 1861–1919

27-го 9-й и 10-й полки сменены и перешли в посад Вискидки, и мне занездоровилось — болит правый бок.

2 марта полк перешел в господский дом (имение) Курдваново, от которого остались только развалины и каменный амбар с подвалом, в котором и разместился штаб полка. Погода омерзительная: дождь, снег и опять дождь, дороги — невылазная грязь, лошади с кухнями выбились из сил. Артиллерийский огонь полевых орудий положительно приелся — на него не обращают внимания.

5-го привезли в штаб полка граммофон, его заводят и по телефону звуки передают в окопы — и то отрада.

9-го получено известие о падении крепости Перемышль — в окопах кричали «ура!», а немцы запустили 37 «чемоданов» в Курдвановский костел и дом и сильно разрушили. Сафронов и Шестаков снимают фотографии и негативы, отсылают в Варшаву, где их печатают на открытки, и я высылаю Зине.

10-го немецкий снаряд ударил в низ стены нашего амбара, но не пробил, а рикошетировал от стены.

Состояние патронов:

На руках 703 тыс. штук

В двуколках 180 тыс. [штук]

В окопах в цинках 117 тыс. [штук]

В 9 часов вечера 12-й полк прибыл сменить 10-й полк. Полк сменился в 3 ч 30 мин ночи и выступил поротно в д. Червонна Нива. Простояли немного — всего четыре дня, и опять в окопы — в 3 ч 20 мин ночи 15-го сменили 9-й полк.

15-го, в 7 часов утра, где наши окопы подходят к немецким на 70–100 шагов, немцы стали кричать из окопов «Не стреляйте!» и вышли без оружия, а наши, дураки, тоже повылезли, и один ушел к немцам, напился у них и пришел в 12-й полк. Стали перебегать наши к немцам — перебежало 3 чел. И немцев к нам перебежало 13 человек, говорят, что у них голод.

18-го, около 1 часу дня, из осадной батареи был выпущен снаряд, который разорвался «перед дулом», и осколки с визгом пронеслись над нашей крышей дома ксендза Курдвановского погоста. В моем дневнике рука невольно в этот момент сделала кавычку. Удар был оглушительный.

19 марта, великий четверг. Получил от Зины большое письмо с приложением картиночки масляными красками «Ветка черемухи и жук». Брат Николай прислал огромный ящик «разговенья»: куличи, огромная пасха в деревянной форме, яиц, колбас, окорок, икры паюсной, водки, наливок, коньяку и вин; так что на весь штаб с избытком… Но это для меня, а офицерам и солдатишкам-то что… С месяц тому назад начальник хозяйственной части подполковник Б[огданенко]-Т[олстолес] вручил нашему буфетчику Ф[едору] И[вановичу] 10 тыс. руб. и послал его в Одессу заготовить, купить и привезти «разговенье» на весь полк. Подходит уже Страстная неделя, а нашего Ф[едора] И[ванови]ча нет как нет… Я страшно стал волноваться, и вот под вечер 20-го, в Великую пятницу, смотрю — кто-то трясется в двуколке к нам, и вижу — Ф[едор] И[ванови]ч слезает и докладывает, что все привез… я не знал, как благодарить его — ведь полк разговеется. Оказывается, все трудности переправки были обойдены «Шустовским» коньяком. Он в Одессе купил несколько ящиков коньяку и всем противящим скорой отправке наших пяти вагонов он давал взятку — бутылку «Шустовского» коньяку, вагоны шли в первую очередь… Каждый стрелок получил куличу по 2 фунта, пасхи творожной прессованной — 1 фунт, ветчины — 1 фунт, колбасы разной — 2 фунта, яиц — 10 штук. Все было прекрасного качества, и стрелки, и офицерство были довольны.

20-го неожиданно прибыл в полк новый командир бригады генерал-майор Николай Семенович Триковский, кавалер ордена Святого Георгия 3-й степени, впоследствии начальник нашей дивизии, а потом командир 2-го Сибирского корпуса.

Осмотрел окопы и остался очень доволен окопами 3-го батальона у штабс-капитана Терлецкого.

22 марта к заутрене поехали с Н. А. Сафроновым в Червонну Ниву, в 11-й полк, который стоял в резерве. Лишь только запели «Христос Воскресе», как на наших позициях послышался бешеный стрелковый и пулеметный огонь. Мы с Сафроновым вскочили на наших верховых коней и марш-маршем понеслись на позицию… Все объяснилось просто: 12-й полк ровно в 12 часов ночи встал в окопах «на молитву» и запел «Христос Воскресе», а немцы подумали, что русские пошли на штурм их окопов, и открыли огонь «во вся». Огонь быстро прекратился, и мы сели за стол разговляться, пропевши троекратно «Христос Воскресе». Разговелись хорошо, по-настоящему. Офицеры в окопах тоже разговелись с «приложением»… Все остались довольны, никто не был забыт, не то что мне пришлось испытать в 1904 году на Ялу. Делали возможные визиты, так, я был с визитом в господском доме Курваново. Скорее в подвал амбара, к командиру 11-го полка, симпатичнейшему полковнику Василию Николаевичу Пименову, но [по] открытому полю между погостом (мой штаб) и господским домом приходилось пробираться по канавам и промоинам, иначе рисковали среди поля быть обстрелянными шрапнелью.