Воспоминания Главного конструктора танков

Начался разговор. Кутейников зашел издалека: расспросил о наших делах. Зная стиль его работы, я ждал главного. Поговорив еще немного на второстепенные темы, он неожиданно сказал: «Окунев подал заявление об освобождении его от занимаемой должности директора завода по состоянию здоровья. Вместо него представлены две кандидатуры: первый секретарь парткома Хромов Иван Владимирович и первый секретарь горкома Колбин Геннадий Васильевич. Что ты по этому поводу скажешь?» Я ответил: «Хромов не годится. Вы испортите жизнь ему и заводу. Насчет Колбина ответить затрудняюсь. Я его видел всего раза четыре на совещаниях и конференциях, но у руководителей заводов он пользуется авторитетом».

– Разве он не с вашего завода?

– Нет, он с металлургического комбината.

– А кого бы ты предложил?

– Я бы предложил Крутякова Ивана Федоровича. Он сейчас в Свердловске, работает начальником межобластной товарной конторы. До этого он был заместителем директора Уралвагонзавода по коммерческой части. Я его знал, когда он работал заместителем начальника цеха, начальником механического цеха. Самостоятельный, высокоорганизованный, интеллигентный человек. Хорошо говорит.

На этом наш разговор, по сути, закончился.

Приехав на завод, я, конечно же, никому о разговоре с Кутейниковым не сказал, а через три дня уехал в отпуск. Возвращаюсь из отпуска, мне говорят: «Власть переменилась:вместо Окунева директором завода назначен Крутяков...»

15 декабря 1968 г. к нам на завод приехал Ж.Я. Котин. В зале заседания заводоуправления состоялась процедура представления И.Ф. Крутякова. Окунева на этом заседании не было, и, выступая с представлением нового директора завода, заместитель министра ни слова не сказал о прежнем. Дело в том, что между Ж.Я. Котиным и И.В. Окуневым отношения не сложились. Став заместителем министра, Котин строил свои отношения с Окуневым на сухих, приказного тона реляциях, чего тот терпеть не мог.

Как-то Иван Васильевич рассказал мне, что он подал заявление об отставке не из-за болезни, а из-за Котина. После отъезда Котина я обратился к парторгу завода и предложил ему организовать проводы Окунева, на что тот ответил, что нет указаний сверху. Через неделю меня встречает заместитель директора по кадрам Н.С. Коваленко и говорит, что заводоуправление желает с почетом проводить старого директора и намеренно подарить ему радиоприемник. Я обещал свое участие и содействие. Написали памятный адрес, изготовили оригинальный сувенир из уральских камней. Подарки эти я принес в заводоуправление и оставил у референта директора. Время шло. Наступило 31 декабря, а о проводах ни слуху, ни духу. Тогда я позвонил Окуневу, попросил разрешения посетить его, пообещав, что буду со своими заместителями и мы отнимем у него не более десяти минут.

Старый директор взволнованно принял нас. Я обратился к нему с такими словами: «Иван Васильевич! За время совместной работы мы много попортили вам крови, переводя красные кровяные шарики в белые. Позвольте в память об этом вручить вам эти скромные подарки». Он разволновался еще больше. Обстановка была сердечной, теплой. На столе появилась бутылка коньяка. Выпили по рюмке. Первый раз в жизни я увидел, что Иван Васильевич может позволить себе выпить спиртного. За дружеской беседой незаметно прикончили всю бутылку. Никого больше с завода на этом предновогоднем коротком застолье у старого директора не было. Как потом выяснилось, запретил проводы новый директор Уралвагонзавода Крутяков.

Во время последнего приезда на завод Котин со всей своей свитой посетил наш опытный цех. Я кратко доложил о состоянии работ по «объекту 172». После доклада Крутяков пожелал, чтобы я со всеми своими заместителями назавтра к 8 утра был у него. Я пояснил новому директору, что с восьми утра до четверти девятого все мои заместители бывают у меня на ежедневной «пятиминутке». Поэтому удобнее собраться у меня. Он согласился.

Придя на следующее утро к нам в КБ, Крутяков неожиданно сообщил нам, что, по его мнению, разработка «объекта 172» – это стратегическая ошибка, что он вообще недоволен тем, как строится работа КБ: мы-де оторвались от завода, ни с кем не считаемся... Мои заместители дружно стали возражать новому директору. Их доводы являлись неоспоримыми хотя бы потому, что из всех танковых КБ наше было единственным, непосредственно подчинявшимся заводу. На других танковых производствах КБ давно были самостоятельными. Я сидел, не проронив ни слова. Поняв, как глубоко ошибался в этом человеке, я не мог простить себе того, что содействовал его назначению на пост директора завода. Дальнейшие отношения между нами только подтвердили справедливость моего запоздалого прозрения.

Как-то вечером ко мне в кабинет заходит Крутяков и говорит: «Я сейчас был в опытном цехе. Начальник цеха неправильно расставил на сборке опытные образцы». Я резко возразил: «Иван Федорович! Ни вам, директору, ни мне, главному конструктору, не пристало столь мелочно опекать начальника цеха. Ему виднее, как расставить машины. Важно, чтобы он выполнял суточное задание». Он обиделся и ушел.