Воспоминания и мысли

– Я сейчас же уйду, – успокоила я его. – Как странно такое отношение ко мне с вашей стороны. Ведь вы знаете, что я, хотя и либералка, стараюсь, чтобы был выбран кандидат вашей партии, полковник Лирмонт.

– О, я охотно оставил бы вас, – сказал метрдотель, – ведь вы стоите за хорошее дело, но против вас огромная толпа, и мой долг в опасности, пока вы здесь.

Он заметил, что я падаю от усталости, ему стало жаль меня. «Я незаметно выведу вас, и вам найдут где-нибудь комнату», – сказал он. Я поспешно уложила свои вещи и сошла вниз в сопровождении горничной, которая проводила меня боковой уличкой в маленький дом, занимаемый семьей рабочего.

На следующее утро я отправилась в небольшую гостиницу, где было место собраний нашей партии. Зал был полон, рассуждали громко и горячо о том, как вести себя ввиду неприязненного отношения к нам народа. Содержатель гостиницы шепнул мне: «Посоветуйте вашим друзьям не произносить вашего имени на улице». Мы поспешно стали советоваться о том, продолжать ли нам публичные собрания или нет. Казалось сомнительным, чтобы нам удалось заставить слушать себя; опасались, что публика не допустит меня даже войти в зал, где должно было быть собрание для женщин. Наиболее осторожные говорили, что для меня это вообще большой риск, а потому лучше и не пытаться. Был момент, когда я хотела было трусливо отступить – мысль моя была о вас, но вдруг я почувствовала, что теперь, или никогда, что нужно решиться на этот шаг и положиться вполне на Бога. А потому я обратилась к Нему за поддержкой. Я хочу, дети, чтобы вы знали, как ответил Господь на мои молитвы. Я желала бы, чтобы вы никогда не забывали этого, в такие именно моменты убеждаешься в том, что Отец наш небесный тут, посреди нас, что Он заботится о нас, если мы не отступаем от воли Его и всей душой отдаемся Ему. В то время как из глубины моего сердца подымалась горячая молитва к Богу, в душе раздавались слова Псалмопевца, точно голос с неба: «И говорит Господу: Прибежище мое, защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы; перьями своими осенит тебя, под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым, ибо ты сказал: «Господь – Упование мое, Всевышнего избрал ты прибежищем твоим, не приключится тебе зло и язва не приблизится к жилищу твоему, ибо Ангелам Своим заповедал о тебе – охранять тебя на всех путях твоих».

Как хороши эти слова, не так ли? Все мои страхи исчезли и, уповая на эти обещания, я пошла с нашими друзьями по темным улицам города.

Лондонский комитет прислал нам на помощь обоих господ Маллезон. Я их очень люблю, твердость их поражает меня, я преклоняюсь пред их необыкновенным спокойствием. Кто-то прислал нам также десятка два телохранителей; это были здоровые, крепкие молодцы из тех, что представляют из себя на улицах живые афиши (hummes-affièhes). Но я не придала особенного значения этой материальной силе. Мы решили, что будет благоразумнее не группировать этих людей в одном месте, чтобы на них не обратили внимания, а лучше рассеять их в толпе, собравшейся у входа в зал. Можно было подумать, что эти люди действуют заодно с регламентаристами, то есть с нашими противниками, стоявшими за регламентацию разврата, но это было только по виду, так как они готовы были броситься по первому знаку к нам на помощь. Как только мы появились, оба Маллезоны стали действовать так, чтобы сбить с толку толпу и отвлечь ее от нас. Это им удалось, так как одного из них приняли за доктора Бакстера Ланглея, и он привлек на себя крики и ярость толпы. Госпожа Гампсон и я воспользовались этим обстоятельством и пробрались в зал. Я не надела шляпы, а накинула на голову какой-то поношенный платок, что делало меня похожей на женщину из народа. Нас и приняли за простых женщин, пришедших на митинг, и мы свободно прошли мимо этих разъяренных людей, стоявших тут с сжатыми кулаками и угрожающим видом.

Собрание было торжественно. Женщины слушали нас с благоговейным вниманием. Временами рев и угрожающие возгласы толпы доносились до нас, тогда дрожь ужаса охватывала всех присутствующих. Незадолго до окончания митинга один из друзей подошел ко мне и шепнул на ухо: «Лучшее, что вы можете сделать теперь, это выпрыгнуть из окна, которое находится в конце зала, потому что толпа ждет вас у дверей». На улице Маллезоны убеждали толпу в том, что я сейчас выйду. Этот маневр дал нам возможность выйти другим ходом в маленькую улочку, узкую и пустынную, где лишь звезды освещали наш путь.