Воспоминания и рассказы

– Ну и что? – возразил я, – Их можно нарисовать великое множество, и все будут правильными.

Начали разбираться с тем, который построил я. Я подробно рассказывал, что происходит с этим автоматом на каждом такте синхронизации. Уже дошли до пятого такта, преподаватель во всем со мной соглашался, но вдруг сказал: «А вот там, на втором такте, была ошибка». Вернулись к первому такту и стали все разбирать еще раз. Дошли уже до восьмого такта, когда преподаватель опять заявил, что в четвертом такте я допустил ошибку. Вернулись опять в начало. Мне это дело уже начало надоедать, и я предложил преподавателю такую схему ответа: он внимательно все слушает, и если не видит ошибок в ответе по данному такту, то мы цифру с номером этого такта зачеркиваем, и больше к нему не возвращаемся. В очередной раз мы разбирали работу схемы и дошли уже до десятого такта, когда преподаватель сказал, что в пятом такте была ошибка. Я показал ему на зачеркнутую цифру «5», и напомнил про уговор. На этот раз мы все-таки добрались до последнего, двенадцатого такта, схема была рабочей. Я получил заслуженную отличную оценку, но каких нервов мне это стоило.

Моим самым любимым преподавателем в училище был профессор математики Дринфелд Гершон Ихелевич. Преподавателя лучше его, я в своей жизни не встречал. Старый еврей, ему в то время было больше семидесяти лет, для нас это был глубокий старик, и я боялся, как бы он случайно не умер, не закончив с нами занятия по математике. Это был уникальный человек, он в двадцать восемь лет стал профессором, и только в сорок лет женился. Лекции он читал вообще превосходно, внимательно следил за аудиторией, и как только замечал, что слушатели устали, рассказывал какую-нибудь историю, или анекдот. Этого было достаточно, чтобы усталость ушла, и лекция продолжалась дальше. Он никогда не задерживал нас после звонка об окончании занятия, как обычно делали другие лекторы, которые говорили: «Подождите минутку, я сейчас закончу». Он заканчивал лекцию на середине не дописанной формулы, а следующую лекцию начинал именно с этого места. Как-то раз слушатель Мусахранов назвал его на русский манер Георгием Ивановичем. Он обиделся.

– Не смейте меня так называть, – сказал Гершон Ихелевич, – да, я еврей, и горжусь этим.

В училище таких преподавателей больше не было, близкими ему по мастерству были только два преподавателя в академии, профессор Ларин, и полковник Мартынов, который читал у нас «эффективность». Как-то Мартынов заболел, и две лекции вместо него читал подполковник Воробьев, из его лекций мы ничего не поняли. А когда Мартынов вернулся, мы пожаловались ему на прочитанные Воробьевым лекции. И вот сейчас о мастерстве этого лектора, Мартынов в течение двадцати минут объяснил нам суть прочитанных без него лекций, и всем все стало понятно, даже удивительно стало, как смог Воробьев такие простые вопросы завернуть в такую неузнаваемую оболочку.

Так вот, я сдавал Гершону Ихелевичу экзамен по математическому анализу. Одним из вопросов билета было доказательство какой-то очень сложной теоремы, сейчас уже не помню, какой именно. Я помнил сам вывод, помнил результат, а вот начальные условия никак вспомнить не мог. Ничего не оставалось, как начать записывать с того, что помнил, то есть с конца. Дойдя таким образом в начало, вспомнил и начальные условия, записал и их. Хотел было переписать все начисто в нужном порядке, но Гершон Ихелевич вызвал меня отвечать, так как предшествующий товарищ попросил дать ему еще десять минут на подготовку. Я ответил на все вопросы, в том числе и на дополнительные.

– Я одного не понял, – сказал Гершон Ихелевич, – почему доказательство снизу-вверх написано. Евреи пишут справа-налево, а Вы еще круче написали, снизу-вверх.

Пришлось сознаться, что не мог вспомнить начальные условия, поэтому пришлось начинать писать с конца. Но отличную оценку я получил.

Интересный случай произошел на экзамене у профессора Виглина, но не со мной, а со слушателем Ячиным. Ему достался вопрос о принципе работы магнетрона. Это такой генератор СВЧ колебаний, который сейчас применяется во всех микроволновках. Он состоит из медной болванки, помещенной в магнитное поле, с просверленным по центру большим отверстием, и более мелкими отверстиями, так называемыми лунками, по периметру. Поток электронов движется по кругу большого отверстия, пролетая мимо каждой из лунок электроны тормозятся, в результате чего часть энергии отдают в эти лунки, вроде бы все просто. Ячин рассказал профессору свой вариант этого процесса.

– Электрон летит, – объяснял Ячин, – долетает до лунки, отдает энергию в лунку, меняет знак на противоположный, и летит в обратную сторону.

– Товарищ Ячин, – сказал профессор, – если бы у меня был пистолет, я бы Вас застрелил.