Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Бесспорно, даже те 15–16-летние юноши и девушки, которые добросовестно, честно старались работать, чисто физически не могли выдержать такой нагрузки, а те, что были похулиганистей, сознательно ломали все, что могли, чтобы хоть как-то уклониться от этого каторжного труда.

Для Мишиного отдела это была настоящая напасть. Ну а кроме того, они действительно ничего не знали. Мастер буквально за 15–20 минут обучал их работе на станке: какую кнопку нажать или за какой рычаг дернуть. И все – рабочий готов.

Но тем не менее польза в конечном счете от них, без сомнения, была немалая. Ребят решили учить более основательно. При заводе открыли ФЗУ (фабрично-заводское училище), куда стали набирать молодежь. Затем появился техникум, где Михаилу пришлось читать какой-то курс, еще более уплотнив свой 15–16-часовой рабочий день, так как надо было выкроить время на подготовку к занятиям.

Наиболее серьезные ребята стали учиться в техникуме. Нужно было срочно готовить замену среднему руководящему составу завода, так как многие из этого звена воевали, и их отсутствие остро чувствовалось на производстве. Дефицит таких специалистов серьезно тормозил производство, и порой самых ценных из них даже отзывали с фронта. Именно этими вопросами часто занимался Михаил. По этому поводу ему вместе с директором завода приходилось надолго уезжать в командировки в Новосибирск. Для меня это было очень трудно, так как при всей своей загруженности на заводе Михаил ухитрялся еще и помогать мне по хозяйству. А если его не было, работы у меня, естественно, прибавлялось.

В начале 1942 года, когда дела на фронте были неважными, Михаил тоже неожиданно получил повестку. Многие работники завода ушли тогда на фронт. Директор завода, который был генералом, добился брони для Михаила до конца войны, и больше нам повесток не приходило.

Михаил окончил Московский технологический техникум в 1936 году и до 1971 года работал на высоких инженерных должностях на различных заводах. На Первом московском подшипниковом заводе Миша начал работать еще до окончания техникума в 1932 году. С первого года прибытия в Советский Союз из Палестины Миша работал на этом заводе. Сначала на рабочих должностях, потом, по окончании техникума, на различных инженерных. Тогда в Союзе очень не хватало инженеров с высшим образованием, поэтому на инженерные должности, даже достаточно высокие, назначали людей со средним техническим.

Несмотря на свою ответственную должность на заводе, Миша довольно много времени уделял семье. Он относился к руководящему составу завода, в связи с чем ему полагался небольшой паек дополнительных продуктов, которые выдавались без карточек. В этот список, насколько я помню, входили следующие продукты: 1 литр натурального молока, 400 г растительного масла, 400 г колбасы, 1 кг сахара и 1 кг какой-либо крупы. Все это тогда было чрезвычайно дефицитно, и не очень многие могли их, как тогда говорилось, доставать. Продукты эти выдавались раз в месяц, а поедали мы все это за два-три дня, устраивая праздник для всей семьи. Иногда, правда очень редко, давали и небольшой кусок мороженого мяса. Если это бывало зимой, я старалась растянуть его как можно на большее число дней, придавая нашему жидкому супчику мясной запах.

Хотелось бы отметить очень интересный феномен: во время этой тяжелейшей эвакуации, в условиях сурового сибирского климата, за все пять лет пребывания в Томске в нашей семье никто из взрослых серьезно не болел.

Я вообще не помню, чтобы кто-либо на заводе страдал тогда, при всей скудности питания, заболеваниями желудка, почек или печени. Те, кто заболевал, протягивали недолго, остальные же, можно сказать, были совершенно здоровы.

Тем не менее Михаил болел. Он часто страдал от общей слабости, иногда бывали даже обмороки. Все мы были неправдоподобно худыми, так как даже с учетом дополнительных продуктов наш ежедневный рацион состоял, как правило, из хлеба и жидкого супчика. Правда, когда у нас появился земельный «надел», стол стал заметно богаче. Хлеб, который нам выдавали, был сырым, тяжелым, из очень плохой муки с высоким содержанием почти несъедобных отрубей.

Иногда по утрам Миша буквально не мог подняться с кровати, особенно после разгрузки угля. Как-то, оставшись из-за обморочного состояния дома, Михаил прочитал роман Л. Толстого «Воскресение». Когда я вечером вернулась с завода, он грустно сказал мне: «Прочитав эту книгу, я испытал страх, но не от прочитанного, а от того, что подумал: как это можно прожить больше 30 лет и не читать такие гениальные произведения!»