Если вторая из указанных мер шла вразрез с духом высочайшего указа об автономии от 27 августа 1905 г., то первая, сверх того, не находила почвы даже в университетском Уставе 1884 г.; и этот чисто реакционный Устав не знал института перевода профессора из одного университета в другой помимо собственного желания и согласия переводимого профессора. К тому же эта неслыханная по дикости и безобразию мера, даже с точки зрения на нее как на меру дисциплинарного взыскания, в применении к университетским преподавателям являла собою полную бессмыслицу: если профессор не годился в качестве университетского преподавателя в одном университете, то почему он мог годиться в качестве такового в другом? С другой стороны, провинциальные университеты при такой системе переводов превращались в своего рода дисциплинарные батальоны по отношения к столичным университетам. Воистину, нужен был совершенно исключительный цинизм и чисто большевистское презрение к науке и к русским университетам, чтобы додуматься до такой меры, и чтобы решиться провести ее в жизнь.
Летом 1911 г. Петроградский университет в указанном порядке лишился профессора гражданского права М. Я. Пергамента, который был переведен в Юрьевский университет. В 1912 г. та же участь постигла профессора истории римского права, незабвенного И. А. Покровского, он был переведен в университет Св[ятого] Владимира в Киеве. В 1913 г. меня перевели в Харьковский университет.
Тяжкие для университетов последствия такой политики министра усугублялись тем, что профессора Пергамент и Покровский предпочли скорее выйти в отставку, нежели подчиняться невыносимому произволу министра.
Параллельно с переводами ученых стал практиковаться систематический отказ в утверждении профессоров, избранных университетскими советами на вакантные кафедры. Ход давался только тем лицам, которые соглашались на прямое назначение их. Об одном прямо-таки предельном случае разнузданности, проявленной министром в этом отношении, я расскажу ниже.
Заботы Л. А. Кассо о надлежащей постановке высшего образования в России сказанным не ограничились. Они проявились в новом направлении по следующему поводу. Ряд московских профессоров, частью добровольно ушедших, частью уволенных министром, пожелали вновь вернуться в университет в звании приват-доцентов.
В качестве таковых они объявили, что будут читать общие курсы по ранее занимавшимся ими кафедрам, замещенным «кассовцами», параллельно с новыми профессорами. На чтение таких параллельных курсов приват-доценты по духу и по букве университетского] Устава 1884 г. имели полные право. Однако при существовании гонорарной системы, введенной тем же Уставом, подобные параллельные курсы грозили причинить крупные материальные убытки вновь назначенным на их место профессорами, ставленникам министра: значительная часть вносимой студентами платы за слушание лекций могла уплыть из рук этих профессоров. Недолго думая, министр со свойственным ему пренебрежением к закону, разослал по всем университетам циркуляр. В нем он, в прямое нарушение соответствующих постановлений Устава, предписал университетским коллегиям не допускать приват-доцентов до чтения общих, т. е. обязательных для студентов, параллельных курсов: приват-доценты, согласно решению министра, могли читать только факультативные специальные курсы.