Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

С. С. Манухин немного растерялся и вполголоса шепнул мне, что по этому вопросу, пожалуй, можно было б уступить Думе. Но я так опасался всяких неожиданностей в случае дальнейших оттяжек, о чем как-то в пылу спора успели позабыть, что тоже в полголоса решительно запротестовал против всяких уступок. Я бросился в бой и стал доказывать, что, конечно, сохранение оспоренного правила в законопроекте не служит к украшению закона, но дело не в этом. Единственная наша задача в данный момент ясна: надо сделать все, чтобы законопроект, в корне реформирующий всю структуру старого Сената и сближающий старый Сенат в организационном отношении с кассационным Сенатом, стал возможно скорее законом. Из-за этого стоит мириться со сравнительно второстепенными дефектами закона. Один раз его удалось протащить через Государственный совет, но нельзя без крайней нужды испытывать судьбу второй раз. Наши правые члены, хранившие во время этого спора глубокое молчание, явно наматывали себе мои слова на ус. Но я решил, что при сложившейся конъюнктуре терять нечего, и откровенность не может помешать. В. А. Маклаков махнул рукой и уступил.

Перешли к составлению протокола комиссии. Новое осложнение. Проект протокола был заготовлен заранее в предположении, что будет достигнуто единогласие по вопросу о принятии законопроекта в редакции Государственного совета. Однако ввиду формально заявленного двумя членами согласительной комиссии особого мнения его пришлось не только перередактировать, но приложить к нему и мотивированное особое мнение двух членов.

Это особое мнение, согласно установившейся практике, должно было быть изложено в письменной форме и заслушано комиссией до подписания протокола. Для этого пришлось бы назначить новое заседание ее через несколько дней. Но конец сессии, по имевшимся у нас сведениям, настолько близок, что в таком случае законопроект не мог бы быть рассмотрен общим собранием Государственной думы в оставшиеся несколько дней. Тогда я предложил подписать протокол в текущем заседании, считать особое мнение двух членов заслушанным в словесном порядке, а им обоим подписать протокол с оговоркой «при особом мнении», с тем, чтобы они внесли свое особое мнение в письменной форме непосредственно в Думу. Это предложение пришло без всяких возражений. Оба диссидента согласились с ним, протокол тут же переписали и все члены комиссии подписали его.

Через неделю Государственная дума одобрила законопроект в редакции Государственного совета. Почти немедленно после этого сессия была закрыта. Утверждение закона государем воспоследовало скоро после прекращения сессии, еще в бытность председателем Государственного совета А. Н. Куломзина. Последний, уже осведомленный о предстоящей своей отставке, не счел нужным привести в исполнение высказанную им угрозу: посоветовать государю отказать в утверждении закона. Распубликование нового закона через Сенат произошло в начале 1917 г., за несколько недель до февральского переворота.

Этим завершилась одна из самых крупных реформ последнего царствования. Реально закон вступил в действие только при Временном правительстве. Октябрьский переворот похоронил его вместе с кратковременной русской конституцией на неопределенное время.

XVIII. Участие Государственного совета в Прогрессивном блоке. Ноябрьская революция 1916 г

Изложением истории прохождения законопроекта о реформе Сената я несколько нарушил хронологический порядок, в котором протекали характерные для внутренней закулисной истории Государственного совета события 1915–1917 гг. Я возвращаюсь теперь вновь к летней сессии 1915 г.