Воспоминания Калевипоэга

Многажды перечитывал я сей документ с начала и до конца. И каждый раз все сильнее гневался. Насмешки надо мной строят, так, что ли? Я герой, храбрый воитель, раннего железного века прогрессивный деятель — и вдруг какие-то порошки от пота, лекарства от кашля и даже слабительные средства! Это что же получается? Меня, Калевипоэга, мельничным жерновом не оглоушенного, какими-то детскими снадобьями усыпали?! Это же форменное издевательство!

Я уж даже подумывал, не сообщить ли куда следует об оных лжеученых, но уважительный тон ихнего письма не позволял полагать, будто собирались они меня придурком выставить. Да, по всему видать, и в деле своем они мастаки, ведь каждую травку точно распознали…

Писал же мой второй отец, достопочтенный господин Крейцвальд, что Колдун

Стал творить волшбу иную:
Он рябиновой листвою
Богатырский меч осыпал,
Плауна нарвал, тимьяна,
Папоротников лукавых,
Повитушьей черной пыли,
В изобилье валерьяны…

Хотя составителю «Калевипоэга» далеко не всегда доверять следует, однако полагаю, что в бытность свою эскулапом города Выру поднабрался же он хоть каких-никаких представлений о фармакологии.

Странная вещь, непонятное дело… И решил я эту неясную и удручающую историю из головы выбросить.

Но оная часть человеческого тела обладает способностью твердые орешки разгрызать, даже не будучи к тому понуждаема. Вовсе того не ожидая, иной раз по прошествии длительного времени, случается искомое объяснение найти. Вдруг словно осенит тебя, и, будто блеском молнии высвеченная, вспыхнет желанная ясность на небосводе мышления.

Как же удалось мне разгадать загадку? Чистосердечно и с радостью сообщаю: в сем бестселлетрическая литература мне пособила. При раскрытии тайны была мне подмогой премудрая пьеса славного аглицкого сочинителя Шекспира (оный мастер пера вкупе с италийским в своем деле мастаком Джованни Боккаччо безмерно мною ценим).

В пьесе той презанимательнейшая история о юном самодеятельном датском философе излагается. Сей достопримечательный труд потому дорог мне, что в несчастливой любви злопамятного и скептичного принца, а также прелестной Офелии много схожести с некоторыми моей судьбы поворотами нахожу. И часто оттого вновь историю оную перечитываю.

Так вот, любезный читатель, как только я клубок рассказа моего до конца размотаю, узнаешь ты, каким манером я казус разрешил.

Как-то раз вечерком, над любезной сердцу моему книгою склонившись, перечитывал я то место, кое, без сомнения, и тебе, читатель мой, знакомо:

Луциан

Рука тверда, дух черен, крепок яд,
Удобен миг, ничей не видит взгляд.
Теки, теки, верши свою расправу,
Гекате посвященная отрава!
Спеши весь вред, который в травах есть,
Над этой жизнью в действие привесть!
Вливает яд в ухо спящего[5]

.

Хотя изложенное происходит в ином королевстве, пред мысленным взором моим возник вдруг брег Чудского озера, штабель досок и некий богатырь, в сон погруженный. В задумчивости глядел я в книгу, глаз отвести не в силах от строчки, петитом набранной:

Вливает яд в ухо спящего…

Ах, так, вливает, значит?.. В ухо, стало быть?.. Да притом спящего?..

И малые буквочки внезапно стали расти, распухать, раздуваться и мистический смысл обрели:

ВЛИВАЕТ ЯД В УХО СПЯЩЕГО!

ВЛИВАЕТ ЯД В УХО СПЯЩЕГО!

!!!

Небо и ад! Что же за зелье в тот раз в руке похитителя меча было?!

Нет, то не «Гекате посвященная отрава» и не снотворное, ведь не умер я, а поутру в свою пору проснулся благополучно.

Я просто начисто оглох…

И вообразил я такую картину: Колдун с зажатой в кулаке присыпкой — золотистыми спорами плауна и пыльцой ликопердона — подкрадывается к спящему, и вот наполняет мелкий порошок ушную раковину утомленно похрапывающей жертвы.

Но ведь ветер может сдуть пыльцу и прочистить ухо?.. О нет, злодей того не допустит! Из махонького туеска льет хитроумный травосмеситель на присыпку густое тимьяновое масло, а также клейкий экстракт папоротника, и пробки в ушах готовы, пациент глух, как тетерев. Но может ли Колдун спокоен быть, что спящий не проснется вдруг? Ведь подопытный субъект молод, здоров и притом холост. И кто предугадает, что ему приснится, — самый благонравный из нас от фривольных шуток Морфея не гарантирован, — а при неспокойном сне и пробки из ушей выскочить могут… Ну, а ежели клок мха валерьяной окропить? Тогда уж надежно будет.

Сказано — сделано. И похититель меча без помех приступил к перекладке штабеля досок, ведь спящий ни хрена не слышит.

Так оно и было. Именно так должно было быть.

Открытие сделано, объяснение найдено. Радостно возопил я «эврика», как принято у греков, да так громко, что Белогривый с испугу задними ногами взбрыкнул, аж комья полетели.