Воспоминания комиссара Временного правительства. 1914—1919

Быть может, вина моя в том, что во время революции я был недостаточно суров как представитель власти? Если правые круги обвиняют Керенского в том, что он не расстрелял Ленина, а левые – что не расстрелял Корнилова, то ведь свою долю этой вины несу и я. Но я упорен в вине, рад ей и даже горжусь.

Но я не знаю не только своей вины, но даже того, чего именно я не достиг. Государственной власти для себя или моих друзей, добытой «кровью и железом»? Но я был и остаюсь врагом такой власти и, во всяком случае, считаю ее ненужной: новое человечество нуждается в иных формах взаимоотношений, чем слепое повиновение из страха перед смертью или тюрьмой.

Или, может, нужно было добиться, чтобы Россия имела место за версальским столом победителей? Но мне теперь кажется, что, как ни ужасен и безобразен русский конец войны, он все же лучше мира, заключенного союзниками. Он современнее 10 миллионов людей, воткнувших штыки в землю и повернувшихся спиной к вооруженному до зубов противнику, – это современнее, чем американские танки. Это, конечно, нелепо, но это соответствует нелепости ведения войны в эпоху, когда люди сооружают такие могущественные и чудесные машины, как танки и аэропланы. Более того, я иногда думаю, что русский нелепый и безобразный мир даже выгоднее, чем мир Версальский… И, припоминая толпы наших пьяных дезертиров, я все же думаю, что эти толпы шли по исторически правильному пути, ибо они действительно хотели закончить войну. И если они не сделали этого, то только потому, что мы, интеллигенция, не хотели или не умели помочь им…

Берлин, 10 января 1920 года