Пожаловавшись друг другу на превратности наших непутёвых судеб, мы изрядно напились и завалились спать. Именно завалились, потому, что, проснувшись утром, обнаружили, что вечером даже не разделись. Наши отношения давно переросли из постельно-любовных в дружеские. Порой для нас было важнее увидеться и излить друг другу душу, чем банально переспать.
- Раздевайся, давай. Я твою одежду поглажу, - сказала мне Света, когда я открыл утром глаза. - Ты не можешь в таком виде появиться перед адмиральской дочкой.
- Меня лучше погладь. Ты же видишь, как мне плохо.
- Не надо было мешать шампанское с коньяком. Такую ночь загубил, - ворчала она, стягивая с меня носки.
Пока я принимал душ Мухина отутюжила мои брюки и рубашку, и пришла ко мне в ванную в тот момент, когда я стоял перед зеркалом и кисточкой с мыльной пеной покрывал выросшую на лице за сутки щетину.
- Ты уже помылся? - спросила она, хитро улыбаясь.
- Угу, - ответил я, натягивая кожу на щеке для более гладкого бритья.
- А ещё хочешь?
- Не-а, - ответил я, перейдя к шее.
Она дождалась, пока я опущу бритву под струю воды и, запрыгнув мне на спину, сказала:
- А придётся.
Я, полностью поглощенный бритьём своей физиономии, даже не заметил, как она сняла за моей спиной свой халат. Её большая грудь, твёрдо упёрлась в мои лопатки. Обвив меня выше бёдер ногами и обхватив шею руками, она сказала:
- Капитан Григорьев, Вы должны доставить раненую вами в сердце телефонистку прямо в ванную и опустить её на пол, только под струёй теплой воды.
Приятно осознавать, что есть ещё на Земле люди с таким весёлым нравом. Пришлось полностью подчиниться раненой телефонистке и для облегчения страданий разбитого сердца усиленно лечить её под душем.
В квартиру контр-адмирала Капустина я позвонил точно во время моего предполагаемого прибытия. Едва я переступил порог Оля обхватила мою шею руками и принялась целовать меня в щёки и губы, не скрывая радости встречи.
"Хоть один человек может выражать свои чувства открыто. Счастливая девочка. Не надо фальшивить, притворяться, лгать, выкручиваться. Живёт себе и радуется жизни. Ну, может чуть-чуть, иногда переживает за мужа: всё-таки лётчик. Профессия опасная. Да и то, наверно, только тогда, когда подружки-однокурсницы спрашивают её обо мне".
Я поставил свой портфель на пол, взял её за "осиную" талию, приподнял от пола и поцеловал в ответ.
"Это тебе не Мухинские семьдесят килограмм, Валера. У твоей супруги, пожалуй, и пятидесяти нет", - невольно сравнил я, пока держал Олю на весу и вспоминал, как всего два часа назад, в ванной комнате был оседлан пышнотелой Светланой.
- Хватит целоваться, - сказала тёща, выходя из кухни. - Завтрак готов. Валера, наверно, на казённую еду и смотреть уже не может. Как бы хорошо повара в лётной столовой ни готовили, а всё равно их стряпню с домашней пищей не сравнить.
Особенно с Вашей, Валентина Геннадьевна.
Льстец, - сказала теща.
Я снял верхнюю одежду, вымыл руки и прошёл в зал. Михаил Николаевич раскладывал вилки вокруг празднично накрытого стола. Увидев меня, он протянул мне руку, крепко пожал мою ладонь и сказал:
- Рад видеть редкого гостя. Стараешься от тёщиного дома держаться подальше?
- Хотелось бы поближе, да большой грузооборот Тихоокеанского флота не даёт такой возможности.
- Ладно тебе, грузооборот. Приезжал бы сам почаще к нам, чем жену к себе в Артём каждую пятницу приглашать. Я понимаю, ваше дело молодое, хочется побыть наедине, но и нам, старикам, хочется видеть вас вместе.
- Ну, какие же вы старики? После пятидесяти только жизнь настоящая начинается. Золотое время. Наконец-то утихают плотские страсти, и наступает период мудрого осмысления жизни.
- Я и не подозревал, - сказал тесть, - что зятёк наш философ.
Он ласково потрепал меня по волосам и, взглянув на своих женщин, скомандовал:
- Девчонки, марш на кухню, несите горячее.
Оглядев стол с разнообразными закусками, в числе которых были: форшмак из селедки, крабы, палтус, красная икра, традиционное оливье, морковь с чесноком под майонезом, маринованные грибы, холодные мясные рулетики, овощной салат и что-то, мне ещё незнакомое, на нескольких тарелках, я мысленно представил себе, о каком горячем могла идти речь.
- Давай "по маленькой" для аппетита, пока они там разберутся, - предложил выпить "Столичной" тесть. По бутылке, недавно вынутой из морозильника, стекали капли воды.
Мы удобно уселись на мягких стульях дорогого румынского гарнитура, бывшего очень модным лет пятнадцать назад.
В зал вошли тёща и жена, неся в руках супницу с моими любимыми пельменями и большое блюдо со свиными отбивными, политыми мёдовым соусом.