Летали мы в башкирский город Кумертау. Командировки эти были скучные, абсолютно неприбыльные, отнимавшие кучу времени и заставлявшие нас много работать. Можно было бы смело вычеркнуть из жизни те несколько месяцев, которые мы отработали на обеспечение этого перевооружения, если бы не способность членов моего экипажа находить приключения даже там, где их не должно быть в природе.
Очередным скучным вечером мы сидели в гостиничном ресторане. Длинная скатерть стола скрывала пятилитровую канистру спирта которая стояла у нас под ногами. Бортовой радист периодически подливал из неё девяностошести процентный алкоголь в стоящий на столе графин из-под водки. Мы пили неразбавленный спирт маленькими рюмками и закусывали национальным башкирским блюдом бараньими рёбрышками, поджаренными на открытом огне.
Кроме нас в зале за столиками сидело около двадцати мужчин, одетых в ватники и обутых в кирзовые сапоги, и одна очень симпатичная молодая женщина в нарядном платье и коротких итальянских сапожках на высоком каблуке. Трое угрюмого вида башкиров, сидевшие с ней за одним столом, молча ели и пили, не обращая на неё никакого внимания. Время от времени они оглядывались на входную дверь, в которую входили и, оглядев присутствующих, почти сразу же выходили крепкие молодые ребята.
Наконец один из юных визитёров решительно прошёл в центр зала и, оказавшись за спиной спутника единственной красавицы, мощным ударом ноги выбил из-под него дубовый стул. Не ожидавший нападения мужчина упал, почти мгновенно вскочил на ноги и с размаха ударил агрессора кулаком в лицо. Началась драка. Сидевшие за одним столом, с подвергшимся нападению товарищем, башкиры, побросав на стол свои вилки, кинулись помогать избивать молодого парня. В зал вбежали три милиционера которые дежурили в фойе ресторана. Осыпав всех четверых дерущихся ударами резиновых дубинок они оттеснили их на улицу. Остальные посетители питейного заведения, оставив на столах еду и спиртное, не спеша, потянулись к выходу вслед за стражами порядка.
Услышав усиливающийся шум драки, идущий с улицы, мы подошли к стеклянной стене, отодвинули занавеси и стали с интересом наблюдать за разрастающимся на улице побоищем.
Сначала трёх кавалеров единственной женщины, принялась бить большая группа молодых парней, ожидавших на улице. Стало ясно, что это была засада. Трюк с выбиванием стула являлся грубой провокацией. Но по мере того, как из гостиницы выходили друзья избиваемых, бой стал перерастать в сражение равных сил. Дрались они отчаянно. Я никогда раньше не видел, чтобы почти сорок человек без лишних криков и бесполезной в этом деле ругани, старались нанести друг другу максимальный ущерб.
На крыльце у главного входа в единственный в городе двухзвёздочный отель, безучастно наблюдая за происходящим, стояли три милиционера и одинокая женщина. Она куталась в дорогую кофту из ангоры, но было видно, что это не помогает ей сдержать то ли от холода, то ли от страха охватившую её дрожь. А сотрудники правоохранительных органов, закурив сигареты, о чём-то переговаривались между собой. Всем своим видом они показывали, что их работа сделана, ресторан разгрома избежал.
Стоящий рядом со мной радист, быстро оценив ситуацию, спросил:
- Командир, разреши отлучиться до утра.
- Иди, - сказал я. - Только в драку не влезь.
Мы по-прежнему стояли у окна и видели, как Коля подошёл к женщине сзади, что-то шепнул ей на ухо и, с кажущимся безразличием, ушёл в глубину неосвещенных улиц Кумертау. Через пять минут в том же направлении, застегнув на все пуговицы кофту, не спеша отправилась виновница кровавой драки. Мы, постояв у окна ещё немного и, убедившись, что никто не кинулся догонять нашего радиста, вернулись к столу и продолжили пьянку.
Пришедший утром Оноприенко рассказал нам интересную историю.
Муж вчерашней красавицы был осуждён за вооружённый грабёж на восемь лет. К сожалению следствия и суда, из целой банды грабителей потерпевшие опознали только его. Как следователь прокуратуры ни старался, а обвиняемый соучастников преступления не назвал, и суду переквалифицировать статью из "Вооруженный грабёж" в "Разбой" или "Бандитизм" не удалось. Для главаря разница в сроке отсидки по этим статьям уголовного кодекса составляла, как минимум, пять лет, и он сохранил тайну отнюдь не из дружеских побуждений или воровской чести. Но молодые бандиты оценили его молчание по-своему. И когда он, через продажных охранников, сумел передать на свободу свой наказ или, как говорят блатные, "маляву", они с радостью поклялись выполнить его.
Он просил их лишь об одном. Уберечь его молодую жену от супружеской измены в течение всего срока заключения. Легко сказать - восемь лет каждодневной слежки. Реализовать этот наказ на практике оказалось значительно труднее. Небольшой приуральский город, давно поделённый бандитскими группировками на зоны их влияния, с интересом наблюдал, как банда, главарём которой был осуждённый, избивает или запугивает любого мужчину, пытающегося использовать ситуацию в свою пользу.