Воспоминания мёртвого пилота (СИ)

Не ожидавшие такого высокопарного слога товарищи переглянулись между собой, несколько человек молча захлопали в ладоши, но не выпить под такой тост было нельзя. А хорошо опьяневший парторг, садясь, добавил:

- Наш шеф молодец. Честно скажу я вам. Не сдал меня КэГэБистам. Я ему за это две бутылки вина подарю. Он за меня контрразведчиков зубами загрызёт. Чтоб знали, что они под партией ходили, ходят и всегда ходить будут. Мы их имели, имеем, и будем иметь. И их жён тоже.

Уже через час, после окончания празднования трагических событий одна тысяча девятьсот пятого года, магнитофонная запись этих слов лежала на столах начальников контрразведки и политического отдела Тихоокеанского флота.

Судьба и мужа, и любовника была решена.

По взаимной договорённости "высоких договаривающихся сторон" обоих офицеров перевели в отдалённые гарнизоны с понижением в должности.

Как рассказывал мне потом тесть, больше всего начальника политотдела флота возмутили те две бутылки вина, в которые была оценена его поддержка.

- Ну, сказал бы парторг: "Поставлю НачПо два ящика армянского коньяка", - говорил он с юмором в кругу друзей-адмиралов. - Я бы, может, и простил его пьяную браваду. А так дёшево меня ещё никто не оценивал. В порошок сотру гадёныша.

И стёр.

Так, за год моей службы в транспортном полку, сменилось всё контрразведывательное и партийно-политическое руководство. Открытых врагов у меня больше не было. Пора было переходить к заграничным полётам.

Да, я совсем забыл. По-прежнему оставался жив мой враг номер один.

И этот враг был я сам.

Потому, что даже когда капризная дама "Удача" вдруг поворачивалась ко мне лицом и устраняла моих врагов, как в "деле о супружеской измене", я строил ей такую гримасу, например, своим выстрелом из пистолета во время дежурства, что она, пугаясь, отворачивалась вновь.

"Ну, ничего, - думал я. - Отворачивайся сколько угодно. Я подберусь к тебе сзади, и всё равно сделаю своё мужское дело".

А пока вперёд. В очередной рейс. За новыми приключениями. На этот раз недалеко. В Романовку. Там как раз появились самолёты вертикального взлёта и посадки ЯК-38. Интересно будет увидеть, как они взлетают и садятся без разбега.

Глава 27

Остановились на стоянке прилетающих экипажей. Вышли под крыло самолёта в ожидании, когда погрузочная команда привезёт предназначенный для перевозки груз. Мимо нас прорулил палубный истребитель. Взлетная площадка, куда он направлялся, представляла собой квадрат, покрытый металлическими листами, и находилась от нас на расстоянии ста метров. Достигнув её и установив нос строго против ветра, самолёт замер. Мы отчетливо видели, как лётчик открыл заслонки подъёмных и развернул сопла маршевых двигателей вертикально вниз. Медленно выведя обороты всех четырёх турбин на "взлётный режим", он плавно оторвал машину от земли и завис на высоте пять-шесть метров. Грохот стоял такой, что разговаривать было невозможно. В момент перевода поворотных сопел маршевых двигателей в "разгонный режим" самолёт сперва слегка наклонил нос, пролетел немного вперёд, вдруг резко "клюнул" и упал. Во время этого "клевка" катапультное кресло выбросило лётчика вверх. ЯК ударился носом о железный лист, сломался пополам и почти сразу же взорвался. Две пожарные машины, стоявшие рядом, принялись заливать огонь пеной.

А лётчик спускался на парашюте, и ветер подносил его всё ближе и ближе к пожару. Видя, что попадание в огонь неизбежно, он рванул стропы парашюта на себя, наполовину сложил купол и со скоростью, вдвое превышающую обычную скорость снижения, упал на бетон полосы. Купол парашюта упал рядом с ним, но ветер вновь наполнил его и потащил в огонь. Тело безжизненно волочилось на стропах за ним, метр за метром приближаясь к горящим обломкам самолёта. Когда шёлк достиг огня, парашют вспыхнул и обмяк. Пилот же остался лежать на расстоянии длины строп от растёкшегося горящего керосина.

Три пожарника, держа в руках толстый брезентовый шланг и распыляя перед собой широким фонтаном воду, приближались к нему. Когда они подошли вплотную, один из матросов наклонился, взял лётчика за ногу и не разгибаясь потащил его как мешок с песком по бетонке, подальше от огня.

Голова пилота, в пластиковом шлеме с затемнённым стеклом, мелко подпрыгивала на стыках бетонных плит. Руки болтались с обеих сторон от головы. На левой кисти, затянутой в чёрную кожаную перчатку, расстегнулся металлический браслет "командирских" часов. Через несколько секунд они сползли с запястья и остались лежать на земле. Когда один из пожарников увидел это, он бросил шланг, быстро подобрав часы и сунул их в карман своего несгораемого комбинезона. Отойдя назад на безопасное расстояние, спасатели присели у бесчувственного тела и после короткого осмотра замахали руками, призывая на помощь медиков. Санитарная машина рванулась с места её стоянки.

"Значит, лётчик остался жив", - с облегчением подумал я.

Всё чрезвычайное происшествие заняло не больше двух минут, но оставило на душе тяжёлый след, всколыхнув неприятные воспоминания о собственной катастрофе.