Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916

Это заявление графа Витте, если оно действительно было сделано в тех выражениях, которые приведены выше, является не только неточным, но и содержит утверждения, которые можно рассматривать как совершенно ложные. Как будет указано позже, граф Витте узнал о договоре в Бьерке не в то время, когда он был назначен на пост председателя Совета министров в октябре 1905 года, но за три месяца до этого, после того, как он вернулся из Америки, в августе месяце. Это может быть отнесено за счет дефектов памяти автора указанной статьи, но то, что, несомненно, исходило от графа Витте, — то утверждение, что договор в Бьерке являлся оборонительным и наступательным договором, направленным против Франции, союзника России.

То же самое утверждение появилось вновь в книге, написанной английским публицистом доктором Диллоном и озаглавленной «Россия в упадке», которая была издана в 1918 году и сообщала те факты, которые были лично переданы графом Витте автору, пользовавшемуся, как известно, его полным доверием.

Доктор Диллон, который, несомненно, знал ошибки утверждений его друга, сравнив их с текстом договора, постарался избегнуть этих слишком очевидных противоречий путем объяснения, что память графа Витте не всегда была отчетлива в последние годы его жизни и что он протестовал против опасности, которая обозначилась ввиду столь враждебной позиции по отношению к Франции.

К сожалению, я должен сказать, что истинная подоплека всего этого заключалась не в слабости памяти графа Витте, но как в этом, так и в других случаях он исказил факты из-за глубоко укоренившейся неприязни, которую он испытывал к императору Николаю, чувство, которое в его последние годы переросло в настоящую ненависть. Стараясь быть справедливым по отношению к памяти графа Витте, который возвышался над уровнем обычных людей не только своими выдающимися качествами, но даже своими недостатками, я не могу слишком строго осуждать такой акт посмертной мести, который он совершил, не только раскрыв журналисту государственную тайну такой огромной важности, но еще больше обвинив его суверена в преступлении, в котором тот, как он, должно быть, знал, невиновен.

Теперь, когда мы знаем точный текст Бьеркского договора и обстоятельства, связанные с его подписанием, совершенно невозможно поддержать обвинение, выдвинутое против императора Николая графом Витте и принятое доктором Диллоном, а также некоторыми другими менее авторитетными авторами, в совершении акта измены по отношению к Франции. После того как русское революционное правительство опубликовало секретные документы, я приложил все усилия, чтобы исправить неправильное толкование договора, сообщив то, что знал, Ф. Йенсену, издателю газеты Le Temps, интервью которого со мной было опубликовано в конце сентября 1917 года. Зная о том, что происходило в Бьерке, и будучи вполне осведомлен о содержании договора и телеграмм, которыми обменивались императоры, — по должности министра иностранных дел, — я считал моим прямым долгом исправить неточную версию, которая не только порочит репутацию Николая II, но и была рассчитана на то, чтобы дискредитировать всю Россию.

Я с удовлетворением узнал, что статья в Le Temps внесла существенный вклад в просвещение общественности относительно роли, которую сыграл царь в этом деле, но, поскольку обвинение графа Витте в государственной измене было возрождено с замечательной силой и талантом доктором Диллоном в его работе «Россия в упадке», не могу удержаться от повторного вступления в дискуссию с более компетентным, достоверным и полным свидетельством, которое позволяет внести мой бывший пост министра иностранных дел императора.

Совершенно необходимо, прежде всего, вспомнить те события, под влиянием которых находился царь во время встречи с германским императором, и попытаться воспроизвести его душевное состояние во время этого свидания.