Граф Ламсдорф ввиду этого решил поторопиться с переговорами и написал Нелидову, русскому послу в Париже, запрашивая его, возможно ли позондировать французское правительство по поводу возможного присоединения Франции к договору в Бьерке. Нелидов поспешил ответить, даже не посоветовавшись с французским правительством, что Франция, которая так и не примирилась с положением вещей, созданным Франкфуртским договором, и которая только что заключила «сердечное согласие» с Англией, никогда не согласится присоединиться к подобному союзу.
Вслед за этим царь направил германскому императору новое письмо с целью разъяснения невозможности выполнения положений Бьеркского договора при существующих обстоятельствах, и в то же время граф Ламсдорф направил графу Остен-Сакену инструкции официально заявить, что присоединение Франции в настоящее время невозможно, а обязательства по Бьеркскому договору несовместимы с обязательствами по союзному договору между Францией и Россией, было необходимо, чтобы Бьеркский договор не вступал в силу до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение по этому вопросу между Россией, Германией и Францией.
Графу Остен-Сакену было указано прибавить, что значительное количество времени и терпения потребуется, чтобы склонить Францию присоединиться к России и Германии, но что русское правительство приложит все усилия, чтобы достигнуть благоприятного результата. Ни один из ответов, полученных графом Ламсдорфом или графом Витте из Берлина, не содержал — я отчетливо это помню — никакого указания на аннулирование договора в Бьерке, и русскому министру иностранных дел не оставалось ничего иного, как ожидать удобного случая, чтобы показать, что Россия не считает себя чем-либо связанной с Германией и остается верной своему союзу с Францией.
Этот случай представился во время Альхесирасской конференции.
Царь не возвращался больше к этому вопросу в своей частной корреспонденции с императором Вильгельмом, хотя переписка некоторое время продолжалась, она не была выдержана в прежнем доверительном тоне и с течением времени становилась все реже и реже. Германский император со своей стороны не оставлял своего первоначального проекта и пытался всякими способами убедить своего кузена признать действенность соглашения, которое они подписали в Бьерке, не довольствуясь повторением своих прежних доводов и клеветы на Францию и Англию, но старался повлиять на царя драматическими фразами и языком, окрашенным мистицизмом. Любопытный пример этих усилий имеется в телеграмме, которую он отправил императору Николаю 12 октября 1905 года, то есть в то самое время, когда граф Остен-Сакен выполнял данное ему поручение в Берлине:
«Характер договора не противоречит — как мы установили это в Бьерке — франко-русскому союзу, принимая во внимание, конечно, что этот последний не направлен против моей страны. С другой стороны, обязательства России по отношению к Франции могут оставаться в силе только в том случае, если Франция заслуживает этого своим поведением. Твой союзник совершенно бросил тебя в беде на протяжении всей войны, в то время как Германия помогала тебе чем могла, не нарушая нейтралитета. Это создает со стороны России моральные обязательства по отношению к нам; do ut des. В то же время нескромность Делькассе показала всему миру, что хотя Франция и является твоим союзником, она тем не менее заключила соглашение с Англией и была готова напасть на Германию с помощью Англии, несмотря на царящий между нами мир и на то, что я помогаю тебе и твоей стране, ее союзнику. Этого эксперимента она не должна повторять, и против повторения этого я прошу гарантировать меня. Я совершенно согласен с тобой, что будет потрачено много времени, труда и терпения, чтобы склонить Францию присоединиться к нам обоим, но рассудительный французский народ заставит наконец себя услышать. Наши марокканские дела улажены к полному удовлетворению, и таким образом создается благоприятная атмосфера для достижения взаимного понимания между нами. Наш договор является великолепной базой для этого. Мы соединили руки и подписали его пред лицом Бога, который слышал наши обеты. Я продолжаю думать, что договор может войти в действие.