Что заставило Горемыкина принять столь поспешное решение? Узнал ли он что-нибудь о переговорах, которые велись нами в большом секрете с членами Думы и Государственного совета? Это более чем возможно, но я никогда не мог окончательно убедиться в этом.
Однако я слишком хорошо знал характер императора, чтобы сомневаться в успехе плана Горемыкина. Я считал все мои надежды разрушенными, и мне ничего не оставалось, как представить свою отставку императору, как только указ будет подписан, и я твердо решил сделать это, так же как и Столыпин, который разделял мои чувства и был готов последовать за мной в вопросе о подаче в отставку.
Мы со Столыпиным приняли некоторые меры предосторожности в ожидании грозных событий, которые могли воспоследовать. Он как министр внутренних дел был обязан принять меры к охранению общественного порядка, который легко мог бы быть нарушен вследствие разочарования, которое должно сопровождать роспуск Думы, и, считаясь с этой возможностью, решил вызвать гвардейские отряды, расположенные в это время неподалеку от столицы. Это было сообщено мне, чтобы я был уверен в безопасности для посольств со стороны возможных беспорядков. Особенно необходимо было предупредить враждебные демонстрации против германского посольства, так как кайзер подозревался общественным мнением в даче Николаю II советов реакционного свойства, но, так как было невозможно оказывать покровительство только одному этому посольству, представлялось необходимым принять соответствующие меры по отношению ко всем иностранным посольствам.
На следующее утро я отправил циркулярное сообщение всем послам и главам иностранных миссий, извещая их о том, что на некоторых заводах столицы ожидается стачка, так как это может сопровождаться народными волнениями, в соседстве с посольствами в ночь с 21 на 22 июля будут расположены войска, которые окажут им в случае надобности свою помощь. Я прибавил, что войскам запрещено приближаться к посольствам, исключая того случая, когда они будут призываться ими самими.
Приняв эти предосторожности, я провел день в работах по Министерству иностранных дел с таким расчетом, чтобы оказаться способным сдать дела своему преемнику с возможно меньшей отсрочкой.
Здесь необходимо отметить утверждение, сделанное устно и в печати, указывающее, что, когда сотрудничество Думы с кабинетом Горемыкина оказалось совершенно невозможным, к концу июня генерал Трепов, который был в то время дворцовым комендантом, принял на себя инициативу образования кадетского кабинета, и его неудача в этом направлении непосредственно вызвала роспуск Думы.
Я должен засвидетельствовать, что это утверждение, хотя и имеет некоторые основания, изложено не совсем точно. Насколько я знаю, — а я думаю, что совершенно точно информирован по этому поводу, — в тот период, который я описываю, непосредственно перед роспуском, не велось никаких других ответственных переговоров относительно образования нового кабинета, кроме тех, которые были поручены императором мне и Столыпину.
Однако вскоре после роспуска, по обстоятельствам, о которых я сообщу позже, генерал Трепов имел намерение создать кабинет из рядов кадетской партии и вел переговоры с представителями этой партии с этой целью. Я, может быть, остался теперь только один из тех, кто знал все детали странной роли, которую играл генерал Трепов в этом случае, и ввиду разоблачений по этому поводу, сделанных в России и за границей, достоверных только отчасти, считаю своим долгом в следующей главе дать более точное и более полное сообщение по этому предмету.
Вечером 21 июля я обедал в британском посольстве с сэром Артуром Николсоном (ныне лорд Карнок), чье имя часто будет появляться в следующих главах этой книги. Одним из немногих гостей был сэр Дональд Маккензи Уоллес, который сделал блестящую карьеру как корреспондент газеты Times во время Русско-турецкой войны и который в это время был дипломатическим корреспондентом этой большой английской газеты. Он считался в Англии величайшим авторитетом в русских делах и написал замечательную книгу о России, которую довел до современных событий. Он свободно говорил по-русски, чего достиг благодаря пребыванию в одной из центральных губерний России, где жил в уважаемой семье сельского священника. Он имел знакомства во всех классах русского общества, и, когда император Николай, в то время еще наследник престола, совершал свое большое путешествие на Восток, сэр Дональд Уоллес был приставлен к его особе английским правительством во время пребывания императора в Индии.